Современная наука совершенно точно установила. Современная «наука» служит для сокрытия от нас настоящих знаний
Французский поэт XV в. Шарль из Орлеана писал в одном из своих стихотворений: «Нет ни одного зверя, ни одной птицы, которые не пели бы или не кричали бы на своем языке!» Но ученых интересует, конечно, не всякий звук, издаваемый животным, и не всякий сигнал, в той или иной форме «передаваемый» им. Нас волнует, как из звуков и других сигналов, присущих животным, мог возникнуть человеческий язык - величайшее достижение человеческой истории. Ведь язык - это не просто орудие общения; весь накопленный человечеством общественный опыт, почти все научные, практические и «житейские» знания хранятся и передаются от поколения к поколению в языковой форме. Каждый человек, входящий в мир и овладевающий его материальными и духовными богатствами, использует при этом язык и заменяющие его вспомогательные средства - письмо, чертежи, карты. Само сознание человека существует благодаря языку. Одним словом, человеческая культура и вообще все человечество может существовать и развиваться только потому, что человек владеет языком.
Секрет здесь в том, что язык имеет важную особенность, отмеченную еще основоположником научного языкознания Вильгельмом Гумбольдтом: он «умудряется» быть одновременно и общественным явлением, отражая достоинства коллективного знания, и не зависит от воли и сознания каждого отдельного человека; но он является в известном смысле и индивидуальным - той формой, в которой только и может протекать логическое мышление, внутренняя речь, поэтическое творчество каждого отдельного индивида. Выступая как орудие мышления, язык, однако, сохраняет и свою объективность, свой общественный характер: благодаря языку человек всегда как бы меряет свое поведение общественной меркой, членит и воспринимает окружающую действительность так, как диктует ему при помощи языка общественный опыт человечества, и т. д.
Еще в античности люди ломали себе голову над вопросом: почему и как мог возникнуть язык? Ученые Древней Греции выдвинули две противоположные точки зрения, две теории. Одна из них называлась теорией «фюсей», что значит «по природе, естественно» (от того же греческого корня произошло название науки физики); другая называлась теорией «тесей», что значит «по установлению, искусственно». Согласно первой из них, язык возник сам по себе, без сознательного вмешательства человека, в силу действия законов природы. Согласно второй теории, язык появился в результате соглашения или договора людей: этот предмет давайте назовем вот так-то, а тот - так-то.
Совершенно ясно, что теория разумного договора неверна - она предполагает, что люди уже имели сознание к тому времени, как у них появился язык. А современная наука совершенно точно установила, что человеческое сознание невозможно без языка. Только общество делает человека человеком, и делает это при помощи языка.
Итак, теория «тесей» ошибочна, и язык возник в силу естественных закономерностей.
Но, в таком случае, какие причины привели к возникновению языка? Как выглядел первобытный язык?
С полной уверенностью ответить на эти вопросы наука пока не может! Но благодаря совместной работе ученых разных специальностей - философов, антропологов и этнографов, археологов и лингвистов - в последние годы стало возможным, опираясь на объективные научные факты, выдвинуть некоторые предположения, касающиеся происхождения древнейшего языка.
Вы знаете, что труд создал человека и что членораздельная речь возникла благодаря трудовой деятельности; в процессе труда, как писал Энгельс, у первобытных людей появилась «потребность что-то сказать друг другу». Но потребность эта появилась не на голом месте. Не существует ни одного вида животных, у которого не было бы собственной системы сигналов, используемых для коммуникации, для общения. Например, в стаде павианов-гамадрилов используется более десятка различных звуков, каждый из которых вызывает у гамадрила совершенно определенную реакцию.
Но в отличие от людей, сознательно воспринимающих речь, понимающих то, что им говорят, гамадрилы ничего не могут понимать. То или иное поведение в ответ на услышанный сигнал возникает у них благодаря простейшему условному рефлексу. Скажем, если гамадрил услышит, как другой гамадрил кричит «ак, ак!», то он автоматически обратится в бегство, потому что в его психике этот звук условно-рефлекторно связан с представлением об опасности. И наоборот: всякий страх, всякое ощущение опасности вызовет у гамадрила непроизвольный крик «ак!». В этом отношении звуковые сигналы гамадрилов напоминают междометия человеческого языка: мы с вами одинаково вскрикиваем «ой!», независимо от того, обожгли мы палец, укололи или прихлопнули дверью.
Вот такие-то звуковые сигналы, наверное, и послужили основой для формирования человеческого языка.
Известно, что речь современного человека членораздельна. Это значит, что в ней можно выделить предложения, слова, морфемы (т. е. корни, приставки, суффиксы и окончания), слоги, наконец, звуки. Внимательное изучение механизмов речи и того, как ребенок овладевает языком, показывает, однако, что не все эти единицы человеческой речи возникли одновременно.
Почти с уверенностью можно сказать, что речь древнейшего человека не распадалась на звуки - слог был самой меньшей частицей его речи. Эта особенность первобытного языка отразилась, - правда, не непосредственно - в строении некоторых современных языков и в особенности в закономерностях овладения языком. Например, ребенок, еще не знающий грамоты, как правило, не умеет выделить в слоге гласные звуки - они для него слиты вместе с согласными в слоги. Его приходится специально учить, как говорят психологи, звуковому анализу слова.
Очевидно, что разделение речи на морфемы - дело довольно позднее. Ведь есть языки, почти совсем не имеющие ни приставок, ни суффиксов, ни окончаний. Большую часть морфем в самых различных языках можно возвести к полнозначным словам - обычно наречиям или местоимениям. Очень вероятно, что в первобытном языке морфемы не выделялись.
В современном языке слог, слово и предложение совпадают только в редких случаях (например, если мы окрикнем кого-нибудь: «Стой!»). А в первобытном языке, по всей видимости, слог был одновременно и словом, и предложением. А в дальнейшем первобытные слова-предложения стали по-разному разлагаться на звуки и слоги, по-разному сочетаться в речи, что привело к разнице в звуковом и грамматическом строе разных языков.
Но все описанные черты характерны только для «настоящего» человеческого языка.
В сигналах, используемых животными, нет ничего похожего на это. И не так легко ответить на вопрос: что должно было произойти с нашими обезьяноподобными предками, чтобы их система коммуникации получила новое качество и смогла стать орудием мышления?
В поисках ответа на него ученые обратились к исследованию живущих сейчас обезьян. Изучая высших, человекообразных обезьян, или антропоидов, они выдвинули гипотезу о том, что человеческий язык возник из так называемых жизненных шумов- непроизвольных звуков, биологически не существенных и сопровождающих различные действия шимпанзе или орангутанов. Однако эта гипотеза имеет одну слабую сторону: ведь шимпанзе, орангутан и другие антропоиды - животные не общественные, они живут в одиночку или небольшими семьями. А наш предок был, конечно, стадным животным, напоминая этим гамадрилов, макак, т. е. «низших» обезьян.
Между тем у гамадрилов и других обезьян, живущих стадами, существуют совершенно особые звуковые сигналы, служащие специально для общения внутри стада. А так как человеческий язык возник, без сомнения, в обществе, для целей общения в процессе труда, то вероятнее всего, что основой для его формирования послужили не «жизненные шумы», а средства сигнализации в стаде.
Например, у питекантропа большую роль играла совместная трудовая деятельность, положим, охота. И нужны были такие средства общения, которые помогли бы регулировать поведение, направлять его тем или иным образом, а не просто сигнализировать о чем-то.
Но человек на этой ступени, вероятно, еще не располагал сознанием. Оно появилось позже, когда потребовалось обозначать уже не отдельные действия, а отдельные предметы. «На известном уровне дальнейшего развития, после того как умножились и дальше развились… потребности людей и виды деятельности, при помощи которых они удовлетворяются, люди дают отдельные названия целым классам… предметов, которые они уже отличают на опыте от остального внешнего мира» (К. Маркс).
Теперь человек, слыша звуки речи, уже не слепо реагирует на их звучание, а осознает значение, содержание речи. Язык приобрел знаковый характер.
Происхождение языка пока еще не объяснено окончательно, и требуется большая и серьезная совместная работа ученых разных специальностей, чтобы ответить сколько-нибудь определенно: так это было или не так? Но во всяком случае проблема интересная.
Почему мы умеем говорить?
Часто говорят: язык - это способ, средство общения. Это, конечно, верно, но только до известной степени. Посудите сами: ведь животные тоже общаются - пчелы и муравьи, рыбы и птицы, кошки и собаки… Однако каждый из нас интуитивно прекрасно понимает, что между средствами общения, скажем, у пчел или у рыб и человеческим языком есть какая-то существенная разница. Какая же именно?
Давайте попытаемся в этом разобраться.
После работ академика И. П. Павлова всякий школьник знает, что такое рефлекс. Но мы все-таки напомним, что это реакция, или ответ, организма на разного рода внешние воздействия, которые физиологи называют раздражителями или стимулами. Раздражители бывают биологически важными, существенными для жизни, или безразличными. Например, кусок мяса для собаки - биологически важный раздражитель, а для коровы - безразличный. Клок сена, наоборот, будет биологически важным раздражителем для коровы и безразличным для собаки.
Вид куска мяса вызовет у всякой собаки, хотя бы она была отнята у матери маленьким щенком и никогда не видела других собак, одну и ту же реакцию - будет бурно выделяться слюна, собака потянется к мясу. Так, кстати, реагирует на пищу и голодный человек. Такой слюнный и вообще пищевой рефлекс называется безусловным, врожденным, он закреплен в строении нервной системы собаки.
Чтобы он «сработал», собаке достаточно столкнуться с биологически важным раздражителем, соответствующим этому рефлексу.
Не будь безусловных рефлексов, животные да и человек просто не смогли бы жить и удовлетворять самые необходимые потребности, поддерживать свое существование.
Кроме безусловных у животных и у человека есть еще так называемые условные рефлексы. Например, пословица о пуганой вороне, которая, как известно, «куста боится», как раз и описывает условно-рефлекторное поведение. Сначала ворона не боялась куста. Но в куст спряталось какое-то опасное для вороны существо, скажем человек с дробовиком, и испугало ворону. Теперь вид куста превратился для нее из безразличного в биологически важный раздражитель. Она уже не дожидается, чтобы в нее всадили заряд дроби, а прямо летит восвояси.
Такой условный рефлекс не врожденный. Он формируется у каждого животного и каждого человека в отдельности каждый раз заново. Образно говоря, каждую ворону, чтобы она «куста боялась», нужно заново пугать. Но это, пожалуй, единственная серьезная разница, в главном же условный рефлекс мало чем отличается от безусловного: условно-рефлекторная реакция такая же автоматическая и бессознательная, как и безусловно-рефлекторная. Знаменитый философ Рене Декарт недаром сравнивал рефлекторное поведение с работой машины.
Но есть и еще одна форма поведения - так называемое интеллектуальное поведение, интеллектуальная деятельность. В чем его отличие?
Когда раздражитель вызывает у животного или человека ту или иную рефлекторную реакцию, связь раздражителя и реакции, так сказать, «жестка». У животного (или у человека) нет выбора. Рефлекс диктует ему один-единственный путь: голодной собаке - вцепиться в мясо; пуганой вороне - лететь прочь от куста; тому, кто обжегся на молоке, - дуть на воду. Можно сказать, что во всех этих случаях раздражитель как бы нажимает на кнопку звонка. А раздающийся при этом звонок - это рефлекторная реакция.
Интеллектуальное же поведение всегда предполагает выбор из нескольких возможностей. Знаменитый шахматист, экс-чемпион мира Эммануил Ласкер так описывает типичный случай интеллектуального поведения - игру в шахматы: «Многие мысли стремятся к воплощению - правильные и ошибочные, сильные и слабые, практичные и непрактичные. Они зарождаются и борются между собой, пока одна из них не одержит верх». При интеллектуальном поведении перед нами не категорическое требование: «Делай так не иначе», как при рефлекторном; мы стоим перед задачей, и выбор правильного решения зависит от нашего ума, жизненного опыта, умения пользоваться усвоенными знаниями.
Каждый акт интеллектуального поведения, интеллектуальный акт (а их в поведении столько, сколько поставлено перед человеком задач), состоит из трех частей, или фаз. Первая из них - это ориентировка в условиях задачи и выработка плана действий. Вторая - это осуществление определенного варианта поведения. Третья - сопоставление получившегося результата с поставленной задачей. Как пример интеллектуального акта мы можем привести деятельность Александра Невского, обеспечившую победу над псами-рыцарями на Чудском озере. Сначала, поднявшись на Вороний Камень Александр оценил ситуацию и сопоставил несколько возможных вариантов действия, чтобы выбрать из них наиболее правильный. Затем решив поставить свои войска на льду в виде клина и заманить в этот клин тевтонских рыцарей он осуществил вторую часть интеллектуального акта. И наконец наступила третья часть этого акта когда Александр с удовлетворением наблюдал, как гибли в холодной воде тяжеловооруженные рыцари - в строгом соответствии с его военным замыслом.
Это пример интеллектуального акта, частично (во второй и третьей фазах) проходившего в форме практического действия. А чисто теоретическим, проходившим целиком «в уме», был, например, акт решения Архимедом задачи, поставленной правителем Сиракуз. Доказательством «теоретичности» этого интеллектуального акта является то, что решил эту задачу Архимед в ванне.
Так или иначе, но в каждый интеллектуальный акт у человека обязательно входит фаза планирования в уме будущего действия. Как раз эту особенность интеллектуального поведения у человека подчеркнул К. Маркс: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове».
Восприятие человеком окружающих предметов - это тоже интеллектуальный акт, но сокращенный. Почему мы воспринимаем, скажем, часы как часы? Это легко понять, проследив, как познает мир ребенок или как мы с вами стараемся понять, для чего служит незнакомый нам предмет. Мы ориентируемся в своих впечатлениях и выдвигаем определенную гипотезу - с чем мы имеем дело (первая фаза); затем стараемся проверить эту гипотезу - непосредственно или задавая вопросы другим людям (вторая фаза); наконец сопоставляем гипотезу и результаты ее проверки (третья фаза).
Нас сейчас интересует одна сторона восприятия. Чаще всего, увидев незнакомый предмет, мы спрашиваем не «Для чего это?», а «Что это?». Нам отвечают, скажем: «Часы», и мы этим ответом вполне удовлетворяемся.
Почему нам достаточно слова, откуда мы знаем, какие признаки связаны с этим ярлычком - словом «часы»? Это «знает» за нас язык, вернее, опыт многих поколений, закрепленный в языке. Все предметы, показывающие время, мы называем часами не потому, что нам так нравится, а потому, что так принято у говорящих на русском языке. (А вот в английском языке есть не одно, а два слова и соответственно два понятия - watch (часы ручные или карманные) и clock (башенные или настольные часы).)
Слова как раз позволяют нам объединить наш собственный, личный опыт и опыт всего человечества, использовать в нашей деятельности не только то, что мы увидели или услышали сами, но и то, что узнали до нас другие люди. Когда мы, допустим, читаем учебник, то тоже пользуемся этой способностью нашего языка - мы ведь едва ли можем собственноручно измерить, скажем, высоту горы Килиманджаро, а уж о том, чтобы своими глазами увидеть битву на Куликовом поле, и речи быть не может. Во всех подобных случаях мы как бы верим «на слово» опыту других людей, закрепленному и переданному нам с помощью языка. Великий русский биолог К. А. Тимирязев в одной из своих работ сказал по этому поводу: «Если заурядный, но получивший современное образование человек обладает в наше время сведениями о природе, которым позавидовал бы Аристотель, то причина тому лежит не в исключительном каком-либо умственном превосходстве, а, конечно, в тех двадцати двух веках, которые недаром же прожило с тех пор человечество».
Язык играет громадную роль и в любом другом интеллектуальном акте. Именно он является главным орудием, при помощи которого мы можем планировать в уме свои действия (хотя и не единственным таким орудием). Вот эти-то его признаки, две функции языка - как средства познания мира и как средства мышления - и являются главным в психологическом отношении. Мышление, сознание человека, как говорят, опосредствовано языком. Именно благодаря тому, что человечество располагает языком как средством закрепления общественного опыта, оно может передавать от поколения к поколению самые сложные достижения познания. Чем дальше, тем больше этих элементов познания, этих крупиц общественного опыта, общественной практики оказывается в распоряжении человечества. И каждый из нас, появляясь на свет, не просто взаимодействует с окружающей действительностью и с другими людьми. Чтобы жить и действовать как полноценный член человеческого общества, каждый должен научиться при помощи языка тому, что знают о действительности другие люди, человечество в целом.
Ну, а что касается языка как средства общения, как орудия коммуникации, то из сказанного выше ясно - никаких других функций он, наш язык, просто не мог бы выполнять, если бы не служил для общения. Но в том-то и отличие его от средства коммуникации у животных, что он служит человеку не только для этого. И когда мы употребляем словосочетание «язык животных», то это, в сущности, неправильно: ведь для пчелы, муравья, сороки или обезьяны их «язык» не является ни орудием познания, ни способом усвоения «общемуравьиного» или «общесорочьего» общественного опыта. Такого опыта и не существует. Даже если мы иногда называем пчел или муравьев общественными животными, это означает лишь, что они живут, как говорят биологи, «сообществами» - пчелы в улье, муравьи в муравейнике. Но каждый член такого «сообщества» в биологическом отношении совершенно самостоятелен; а человек - это прежде всего член человеческого общества.
Наш раздел называется «Почему мы умеем говорить?». Из того, что мы сказали, видно, что вопрос этот стоило бы поставить немного по-другому: зачем мы умеем говорить, зачем человеку язык. Ответ ясен: язык нужен человеку, чтобы быть полноценным членом человеческого общества, чтобы мыслить и действовать по-человечески. Потому-то мы и умеем говорить, что человечество, человеческий род или, выражаясь более строго, вид «хомо сапиенс» - человек разумный - нуждается в языке, в речевом общении, чтобы развиваться, эволюционировать. Ведь основное биологическое отличие вида «человек разумный» от других видов животных заключается совсем не в особенностях строения тела или, скажем, в весе мозга: оно заключается в том, что человек живет в человеческом мире, что он сталкивается с природой не один на один, а через посредство придуманных обществом орудий труда, через посредство общественно выработанных знаний и умений, социальных норм поведения и способов общения. И чем дальше, тем все более совершенными становятся эти внешние средства, помогающие взаимодействию человека с окружающей средой.
В животном мире эволюция касалась только развития и изменения индивидуальных биологических признаков, а у человека она распространяется на совершенствование его, как говорил Г. В. Плеханов, «искусственных органов» - органов мышления и органов труда.
И именно поэтому, несмотря на все наши усилия, дельфины никогда не заговорят с нами ни на человеческом, ни тем более на своем, дельфиньем языке. Дельфин как раз всегда стоит один на один с окружающим его миром в этом смысле он типичное животное. А раз так, то откуда взяться у него языку? Как ни жаль, но «собратьев по разуму» нет смысла искать на нашей планете - за это ручаются антропология, психология и философия.
Правда, находятся ученые, в том числе очень квалифицированные в своей области, которые придерживаются иного мнения (а о журналистах и нечего говорить).
Но среди этих ученых, обратите на это внимание, нет и никогда не будет психологов. Это биологи, кибернетики… Дело в том, что о психике и ее законах почему-то очень часто считают возможным судить не специалисты.
Человек, общество, личность
Для языков, с которыми мы можем столкнуться вне Земли, вероятно, совершенно не обязательны слова в том виде, в каком мы находим их в русском и других европейских языках. Важно не наличие или отсутствие именно слов, а наличие или отсутствие средств, позволяющих человеку или другому разумному существу передавать и усваивать общественный опыт, общественно выработанные знания, умения, нормы поведения.
Но на словах акт речи еще не кончается. Чтобы речь прозвучала, была услышана и понята, эти слова нужно произнести. И сразу же обратим внимание, что человек произносит их совсем иначе, чем «произносит» человеческие слова, скажем, попугай. Мы уже говорили об этом: для человека, в отличие от любого, даже «говорящего» животного, речь распадается на отдельные звуки. Каждый звук в его сознании противопоставлен другим звукам: кол , а не гол ; рак , а не рок ; ком , а не кон . И весь сложный механизм произношения отдельных звуков и целых слогов, существующий у человека, как раз и предназначен для того, чтобы не просто приблизительно воспроизвести звучание слова, а обеспечить тончайшие значимые различия в этом звучании. И не случайно у человека развилась специфическая физиологическая система, особая способность, отсутствующая у животных, - так называемый речевой или фонематический слух.
Зачем нужны человеку все эти тонкости? Почему мы не можем разговаривать друг с другом, используя те же механизмы, что, скажем, собака, когда она воспринимает команду «ложись»?
Собаке, в сущности, все равно, сказать ли ей «ложись» или «ажи», она ориентируется на общее звуковое впечатление.
Может быть, дело просто в том, что человека окружает много предметов, что ему приходится иметь дело с множеством понятий и для каждого из них надо придумывать какой-то особый отличительный значок? Если бы дело обстояло именно так, то логично было бы предположить, что у тех народов, у которых в языке сравнительно мало слов, и звуков должно быть меньше. Да, наверное, и слова тоже должны быть короче - зачем тратить лишнюю энергию? Кроме того, если бы это было так, для каждого понятия, вероятно, должно было бы существовать особое слово.
Но на самом деле все обстоит далеко не так. Во-первых, есть народы с первобытной культурой, очень далекой от европейской, у которых сравнительно мало слов (скажем, несколько тысяч, в то время как словарь таких языков, как русский или английский, включает до 100 тысяч слов). Но в то же время в языках этих народов нередко имеются сложнейшие системы звуков, во много раз более сложные, чем, например, система звуков русского языка. То же касается длины слов. Например, простое слово синий , которое почти во всех языках очень короткое (по-немецки - blau, по-английски - blue), в одном из папуасских языков острова Новая Британия в Океании звучит совершенно устрашающе: киндемпумаун ! Чтобы вы не подумали, что мы специально искали такое слово, вот вам другое - для понятия красный (по-немецки - rot, по-английски - red): эденпинакодок .
Значит, дело не в количестве слов. Кстати, очень распространено мнение, что у так называемых «первобытных» народов слов очень мало - иногда называют цифру 300–400. Это совершенно ошибочное мнение. Конечно, языки с развитой литературой, языки с научной терминологией имеют больше слов, чем язык какого-нибудь затерянного в пустыне бушменского племени. Но не настолько! Ведь как бы «первобытна» ни была культура бушменов, у них своя жизнь, свои общественные отношения, свой, хотя и самый неразвитый, способ производства материальных ценностей, свои мифы, сказки, легенды, свои рецепты на случай болезни, свои знания об окружающем мире, которые они сообщают детям… А для всего этого нужны слова. Так что их никак не может быть меньше, чем несколько тысяч.
Попытаемся проверить и второе допущение - о том, что для каждого понятия должно существовать особое слово. Здесь нам не нужно путешествовать: вы и из собственного опыта знаете, как многозначны слова любого языка, например русского, не говоря уже о случайных совпадениях в звучании - омонимах - вроде коса у девушки и коса , которой косят. А если вы все-таки хотите экзотики, то вот вам список значений одного только слова са в африканском языке эве: гулять, течь, продавать, откладывать в сторону, не хватать, привязывать , - кажется, достаточно!
Да и вообще нет необходимости разлагать слова на звуки, чтобы их противопоставить друг другу. Любое животное может различать на слух очень тонкие особенности звучания - такие эксперименты делались с собаками. Почему бы не обойтись теми же возможностями и нам?
Видимо, дело не только в том, что нам нужно обозначить много разных предметов, явлений, понятий. Большую роль играет здесь другая сторона языка - не обобщение, а общение, то, что нам нужно с наименьшими потерями донести наше слово до собеседника, так сказать, повысить надежность нашей речи.
То, что наши слова состоят из звуков, а звуки противопоставлены друг другу, как раз и служит для повышения такой надежности. Мы теперь не обязательно должны произносить слово совершенно одинаково: важно, чтобы мы произносили те самые звуки, которые нужны для данного слова. А их мы можем произносить с отклонениями от обычной нормы: многие произносят р картаво, а л почти как в , но это не мешает взаимопониманию, потому что все это - различные допустимые варианты одних и тех же звуков. Кроме того, в слове есть свои «запасы прочности»: если вместо корова мы скажем горова , то это не повлияет на понимание, потому что слова горова в русском языке нет, а из контекста, из обстоятельств, в которых это слово произнесено, мы наверняка догадаемся, что речь идет о корове.
Покажем на примере, почему этот принцип выгоден. Представьте себе, что вы - разведчик и должны передать условное сообщение. Вы договорились о том, что если на окне стоит слева герань, а справа кактус, то все в порядке, а если кактус на месте, а вместо герани стоит фикус, то явка провалена. Тому, кто будет смотреть на окно, совершенно несущественно, что это будет за герань, сколько лет фикусу и какой разновидности кактус: ему важно само присутствие этих растений, а их индивидуальные особенности роли не играют. Так и в языке. Важно, что в слове кот первый звук - к . Произнесете ли вы его громче или тише, с придыханием или без, долго - кккот , или сразу, взрывом - кот , - несущественно.
У этой проблемы есть две стороны. Одна - почему именно таким способом мы противопоставляем друг другу слова? Да просто потому, что человеку было удобно приспособить для этой цели имеющийся у него физиологический аппарат. Но можно представить себе и такой случай, когда в качестве способа противопоставления используются другие особенности звучания - например музыкальный тон. Кстати, на нашей Земле есть множество языков, где этот принцип действительно используется, правда, вместе с принципом членения слова на звуки. Это так называемые тональные языки, например вьетнамский.
Но язык ведь нужен обществу не только для этого, не только для того, чтобы сделать человека полноценным членом общества. Вся повседневная жизнь общества совершается через язык, при помощи языка. И ошибочно думать (а иногда можно встретить такие высказывания), что язык - это что-то приплюсованное сверху к жизни и деятельности общества, прежде всего к труду, что это какая-то добавка, полезная, но не необходимая. Помните у Энгельса? Он говорил: «Развитие труда по необходимости способствовало более тесному сплочению членов общества, так как… стало ясней сознание пользы… совместной деятельности для каждого отдельного члена. Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них появилась потребность что-то сказать друг другу». Из этих слов видно, что для Энгельса язык - это именно средство совместной деятельности.
Обратите внимание на это положение. Оно очень важно не только для интересующего нас с вами вопроса о контактах с иными цивилизациями, но и вообще для понимания того, что такое язык.
Итак, язык - это средство, обеспечивающее тесное сплочение и совместную деятельность членов человеческого общества. Язык, наряду с другими особенностями общества, и прежде всего наряду с совместным трудом, общественным производством, является одним из необходимых признаков общества, необходимых моментов, без которых общество просто не может существовать.
Люди способны совместно трудиться и вступать в различные общественные отношения в значительной мере благодаря тому, что у них есть могучее средство общения - язык. И язык позволяет обществу осуществлять внутреннее совершенствование, внутреннее развитие. Конечно, и здесь прежде всего мы имеем дело с развитием производства: но одно развитие производства при современном уровне развития человеческого общества, человеческой культуры уже не могло бы обеспечивать его поступательное, прогрессивное развитие.
Колоссальные области человеческой деятельности опосредованы языком, невозможны без него: наука, искусство, философия, - одним словом, вся духовная жизнь общества.
Как мы говорим?
С чего начинается речь? Совсем не с поиска слова для обозначения каких-то реальных предметов и явлений. Процесс общения начинается с того, что мы оказываемся один на один не с предметом, не с явлением, а с целым множеством явлений и предметов, с целой ситуацией, которую нам нужно облечь в языковую форму. И это совсем не что-то внешнее по отношению к говорящему. Он не просто отражает предметы и явления, как в зеркале, в своей речи; они для говорящего часть его собственной деятельности.
Вы когда-нибудь задумывались над тем, что в окружающем нас мире вещей есть и такие, для которых у нас нет специального названия, и поэтому они оказываются, как правило, вне поля нашего внимания? Так вот, имеют названия и осознаются лишь те предметы и явления, которые оказались важными для общественной практики, и прежде всего для трудовой, производственной деятельности людей.
Например, для нас с вами мельчайшие различия в масти северных оленей несущественны, и мы не имеем специальных слов для обозначения этих оттенков. А в языках народов Севера все эти оттенки, как правило, называются особыми словами.
Но вернемся к той ситуации (она всегда связана с определенной деятельностью), которая подлежит языковому обозначению. Люди, говорящие на разных языках, выделяют в ней не совсем совпадающие элементы. Например, синий или голубой - это разные цвета. Но в английском и немецком языках оба они обозначаются одним словом. Такие различия могут быть довольно большими: например, чтобы сказать «он приглашает гостей к ужину», русский и индеец племени нутка употребят совершенно разные слова, причем в индейской фразе не будет ни слова «приглашать», ни слова «ужин», но в целом мысль останется все той же.
Итак, первое, что делает человек, - он расчленяет ситуацию на элементы, обозначаемые отдельными словами, и в то же время соединяет друг с другом эти отдельные слова по законам своего языка - пока еще мысленно, причем он сам еще не осознает того, что делает. Собственно, он оперирует даже и не словами, а какими-то признаками, сигналами слов. Какими, мы не знаем. Не знаем мы и того, как конкретно происходит такой процесс: о нем можно только догадываться. Наука пока не знает методов исследования этой стороны речевого общения.
Вероятнее всего, на этом этапе еще нет и речи ни о какой грамматике в нашем обычном понимании: вспомним, как мы, уже начав говорить, иногда вдруг задумываемся, в какую грамматическую форму нам облечь свою мысль.
Но вот у нас где-то в мозге уже есть схема будущего предложения. Что с ней происходит дальше? По всей вероятности, она поступает в какой-то другой «отдел» или сразу в несколько «отделов» мозга, где на место сигналов слов ставятся настоящие слова, т. е. слова облекаются в свойственную им звуковую (фонетическую) форму. Или, вернее, для каждого сигнала подбирается последовательность тех команд, которые будут подаваться мозгом в органы речи. Надо думать, что эти команды подбираются не сразу для всего предложения, а для определенных слов, по мере того как мы говорим.
Куда же подаются команды? Изучением этого вопроса занимается специальная наука, называемая экспериментальной фонетикой.
Работами советского ученого Н. И. Жинкина установлено, что мозг подает сигналы в три разные точки организма. Во-первых, это органы дыхания, от которых зависит, будет ли подан в глотку, в рот и в нос воздух, необходимый для говорения. Во-вторых, это специальный механизм глоточной регулировки дыхания. Он «распоряжается» членением речи на слоги и регулирует подачу воздуха в зависимости от того, какие именно звуки произносятся: есть звуки громкие сами по себе, напримера, о, л , и для них не нужно дополнительной порции воздуха; есть звуки тихие, неслышные, например к, т, п, которые нужно «обеспечить» наибольшим давлением воздуха.
У М. М. Пришвина есть рассказ «Двойной след» - о собаке по кличке Кэт. Там говорится: «…Кэт от первоначального, неудачно данного первым ее владельцем, Китти. Тот был не охотник, не понимал, что кричать на букву и громко нельзя…» Именно потому и нельзя, что весь запас давления воздуха в этом слове уже оказывается израсходованным на произнесение звука.
Наконец, третий сигнал подается в органы артикуляции, собственно речевые органы, особенно в язык.
Не все эти три сигнала во времени совпадают. Дело происходит так: одновременно подаются сигналы только в органы артикуляции и в глотку. Эти сигналы согласованы между собой. Конечно, такое согласование получается не сразу - для него нужна долгая речевая практика. Кстати, именно поэтому взрослому человеку, знающему только свой родной язык, обычно бывает очень трудно заговорить на иностранном языке. В каждом языке произношение звуков и деление речи на слоги согласованы между собой по-разному, а у взрослого человека уже образовалась условно-рефлекторная связь между глоткой и органами артикуляции.
Лишь после того как поданный сигнал достигнет глотки, она «произведет расчет» необходимого количества воздуха, и результаты этого «расчета», вернувшись в мозг, будут им переданы дальше - органам дыхания.
Техника произнесения отдельных звуков вам, вероятно, известна. Любой звук любого языка всегда можно отнести к одной из двух групп: согласным или гласным. Гласные звуки образуются только благодаря колебанию «струн», находящихся у нас в гортани, - голосовых связок. Звучание этих «струн», как и в любом струнном инструменте, например гитаре, усиливается и несколько изменяется с помощью резонаторов. В гитаре это пустое пространство внутри корпуса гитары. В нашем речевом механизме это глотка, рот и нос.
Все прочие звуки - согласные. Они возникают в результате трения воздуха о различные части речевого механизма. Это трение может быть двух родов: или оно происходит постепенно, так, что звук можно тянуть, или воздух скапливается перед какой-то преградой, а затем она открывается и получается нечто вроде щелчка. Звуки, получающиеся при первом способе, - это так называемые щелевые (спиранты), например ф, в, с, з, ш, х , и так называемые сонанты, например р, л, м, н . При втором способе получаются так называемые взрывные звуки: б, п, д, к . Если гласные напоминают звучание струнного инструмента, то согласные можно сравнить со звуком духового инструмента, например трубы.
Все эти звуки, в свою очередь, могут быть разделены на группы по разным принципам. Например, в зависимости от того, происходит ли во время произнесения согласного звука только трение или также и колебание голосовых связок, он может быть глухим или звонким. Можно разделить звуки и на губные, зубные, нёбные и т. д.
Так или иначе, речь осуществилась: в виде последовательности звуковых волн наше сообщение отправилось в путешествие. Но вот оно достигло конечного пункта - нашего собеседника. Что происходит при этом?
Раньше думали, что мы по очереди передаем в мозг и «расшифровываем» сведения об отдельных звуках речи. Сейчас установлено, что это не так.
Во-первых, выяснилось, что в восприятии речи принимают самое активное участие органы артикуляции. Чтобы понять слово, нужно его сначала самому проговорить; и не случайно дети или малограмотные взрослые, читая, часто шевелят губами.
Во-вторых, как установила физиолог Л. А. Чистович, мы имеем дело при восприятии не с отдельными звуками, а с образующими их мельчайшими элементами. Мы запоминаем и потом «складываем» в звуковой образ слова не а, к, т, а звонкость, губность, взрывность. Если мы слушаем обычную, осмысленную речь, то первое объединение этих признаков происходит в слоге, а затем получившиеся результаты еще раз проверяются и уточняются уже в целом слове. И вот, когда мы уже услышали и правильно отождествили целое слово, описанный нами раньше процесс начинает осуществляться в обратном порядке: слово заменяется каким-то очень кратким емким сигналом; отдельные сигналы, постепенно накапливаясь, объединяются и воспринимаются все вместе как носители единой мысли.
Мы уже упоминали, что внутренняя речь осуществляется так же. Только, конечно, здесь совершенно необязательно, чтобы подаваемые в органы речи сигналы вызывали реальное звучание. Организм наш как раз и экономит на этом. Хотя все сигналы подаются точно тем же порядком, что и при обычной речи, но органы произношения двигаются едва-едва, так сказать, только намечают направление и способ действия. Для того чтобы выяснить, что они вообще действуют, требуется специальная, очень тонкая аппаратура. Но они все-таки действуют!
После всего сказанного вы вправе задать вопрос: ну, а как же обстоит дело у глухонемых, не умеющих говорить? Да почти так же. Ведь «речь» глухонемых, - во всяком случае, взрослых - это копия, слепок нашей звуковой речи: она состоит из тех же предложений и слов. Только вместо того чтобы подавать их в органы дыхания, мозг «переадресует» их рукам.
Речь и виды речи
До сих пор слова «язык» и «речь» мы употребляли в одном значении, хотя для лингвистов это не одно и то же. Конечно, каждый из нас говорит на русском языке, пользуется лексикой русского языка, строит фразы по правилам русской грамматики.
Но можно ли считать, что все то, что и как мы говорим, заранее предусмотрено в словаре и в грамматике русского языка? Конечно, нет. Например, словарь знает только общеязыковые значения слов; ему известно, что такое, допустим, кошка, только в самых общих чертах. Но вы-то говорите не о какой-то кошке вообще, а о вашей кошке Мурке и связываете со словом «кошка» свои собственные, очень индивидуальные воспоминания, ощущения, эмоции. То же с грамматикой: она предусматривает, как строить, например, предложение, но ей нет дела до того, как именно вы построили данное, конкретное предложение в заданных ею рамках.
Вот эти-то особенности нашей речевой деятельности, не предусмотренные грамматикой и словарем языка, и заставляют говорить наряду с понятием языка и о понятии речи.
Вот отрывок из стихотворения Сергея Есенина:
Золото холодное луны,
Запах олеандра и левкоя.
Хорошо бродить среди покоя
Голубой и ласковой страны… -
и отрывок из книги профессора М. А. Сапожникова «Речевой сигнал в кибернетике и связи»:
«Сравнение ширины частотного диапазона трехполосной передачи с равноценной по разборчивости одной полосы частот показывает, что трехполосная передача дает сужение частотного диапазона примерно в 1,5 раза».
Неужели вся разница между этими отрывками только в индивидуальных особенностях речи авторов? Всякий школьник младшего класса понимает, что в первом случае мы имеем дело со стихами, с поэтической речью, а во втором - с речью научной. Язык остается в обоих случаях один и тот же - русский. Правда, из сокровищницы русского языка здесь и там отбираются разные слова; но забудьте об этом на минуту и сравните между собой только грамматическую и звуковую, фонетическую, сторону обоих отрывков - все равно увидите громадную разницу. У Есенина- короткие назывные предложения (Золото… Запах… ), необычный порядок слов (Золото холодное ); в технической книге - сложная, запутанная конструкция, построенная по самым строгим требованиям грамматики. У Есенина - ритм, рифма, повторение одних и тех же звуков (золото - запах; золото - холодное - луны; голубой - ласковый; олеандра - левкоя ); у Сапожникова ничего похожего на это нет. И самое главное - все эти особенности в определенной мере типичны для всяких стихов и всякой научной книги. Следовательно, поэтическая и научная речь - это разные виды речи. Даже один и тот же человек в зависимости от условий пользуется разными видами речи. Сравните хотя бы речь монологическую (например, лекцию, доклад, рассказ учителя на уроке) и речь диалогическую, когда собеседники обмениваются вопросами, ответами, краткими репликами, иногда не высказывая до конца свою мысль и понимая друг друга с полуслова.
Можно выделить и другие виды речи, например речь устную и письменную.
Внутренняя речь - тоже вид речи. Этим термином ученые называют речь, не произносимую вслух, а существующую только в нашем мозге. Это такая речь, которую мы обращаем к самим себе. Допустим, вы не выучили урока. Учитель берет журнал и смотрит, кого бы ему вызвать. Вы говорите себе мысленно: «Хоть бы меня не спросил». Это и есть внутренняя речь, и даже очень характерный для нее случай - когда в предложении нет подлежащего. Оно для внутренней речи обычно и не нужно: ведь то, о чем мы думаем, в таких случаях у нас перед глазами или, по крайней мере, достаточно ярко представляется нам.
Впрочем, внутренняя речь, хотя она и беззвучна, не так уж отличается от речи внешней, звучащей. И та и другая управляются одними и теми же речевыми механизмами.
Владеете ли Вы русским языком?
Не спешите отвечать на этот вопрос утвердительно. Все зависит от того, что понимать под «владением» языком.
Начнем с того, что русским языком во всем богатстве его грамматики и особенно словаря вообще никто не владеет. Количество слов в современном русском литературном языке приближается к 100 тысячам. Но если мы возьмем количество слов, употребляемых даже самыми крупными русскими писателями, то оно далеко не будет достигать этого числа. Например, Пушкин, к произведениям которого сейчас составлен полный словарь, употреблял «всего-навсего» 21 тысячу слов.
Дело даже не в этом. Владеть языком - значит максимально использовать все выразительные возможности, скрытые в нем; уметь вложить даже в самый малый запас слов, выражений все, что можно в него вложить; уметь понять сказанное так, как оно было сказано. Все это не так просто.
В процессе овладения языком одни и те же результаты могут достигаться разными способами. И ребенок, который учится говорить и уже правильно употребляет звуки и грамматические формы, совершенно необязательно пользуется при этом точно тем же механизмом, что мы с вами.
Когда ребенку исполняется год три - год четыре месяца, он говорит многие слова как будто уже правильно. Но если для нас важно ясно различать похожие слова - именно «кошка», а не «кашка», именно «сало», а не «зала», то ребенок этого возраста, наоборот, усвоив какие-то слова, подгоняет все новые слова под уже знакомые образцы. Поэтому совершенно разные слова начинают у него звучать очень похоже.
В следующие полгода ребенок выучивается различать похожие слова. Но он их различает не потому, что понимает, в чем разница, а только потому, что знает от взрослых, что это разные слова. И только в начале третьего года жизни он овладевает фонетикой родного языка настолько, чтобы не только ясно различать слова, но и понимать, в чем их различие.
А разлагать слова на составляющие их звуки он обычно так и не может научиться до 6–7 лет, иногда до самого поступления в школу. Первоклассники, например, часто не умеют выделить в слове гласные и на вопрос, из каких звуков состоит, скажем, слово «корова», говорят: к, р и в или ка, ро, ва. Но чтобы научиться писать и читать, необходимо уметь разлагать слова на звуки; поэтому все грамотные люди делают такой анализ безошибочно.
Интересно, однако, что в китайском языке дело обстоит не так. Китаец, даже грамотный (знающий иероглифы), если он не знаком с письменностью типа нашей, т. е. с письменностью буквенной, не осознает внутри слога гласный звук.
Значит, есть основание думать, что если бы мы тоже пользовались иероглифической, а не буквенной письменностью (т. е. обозначали бы не отдельные звуки, а целые слова), то, быть может, не умели бы, даже и будучи взрослыми, разлагать слоги на звуки.
Похожее развитие замечается при овладении грамматикой. Какое-то время ребенок правильно употребляет грамматические формы, но они еще изолированы в его мозге, как если бы это были отдельные слова. Лишь потом он начинает понимать, что «столу» и «кошке» - это формы, имеющие одинаковую грамматическую характеристику, а «кошка», «кошки», «кошке» и т. д. объединены в языке в единую систему.
Но особенно важно развитие значений слов. Оно было исследовано в начале 30-х годов советским психологом Л. С. Выготским. Вот что у него получилось.
Оказывается, когда дети разного возраста употребляют даже одни и те же слова, они связывают с ними совершенно разное содержание. Самый маленький ребенок беспорядочно объединяет предметы под одной «шапкой», под одним именем по самым случайным признакам. Например, одно и то же слово (или, вернее, один и тот же звук «кх»), обозначающее кошку, ребенок применяет также к меху (потому что он мягкий) и к булавке (потому что она царапает). Затем образуется, как говорил Выготский, «мышление в комплексах». Это значит, что ребенок объединяет под одним названием разные предметы, исходя не из того, что у них у всех есть какое-то общее качество (т. е. не производя абстракции), а только из того, что в речи взрослых все эти предметы уже объединены. Выготский сравнивал это с положением в семье, все члены которой носят единую фамилию: мы знаем, что Иван Федорович и Мария Сергеевна - Петровы не потому, что у них есть какие-то внешние признаки, специфические именно для Петровых, а чаще всего просто потому, что кто-то нам сказал, что их фамилия Петровы. И только много позже у детей появляется настоящая абстракция и, следовательно, можно говорить о настоящих понятиях.
* * *
Язык - это не что-то застывшее и неизменное. Он находится в вечном движении, потому что на говорящих людей постоянно действует множество самых различных факторов - и внешних, как говорят, экстралингвистических, и внутренних, собственно языковых. Русский языковед И. А. Бодуэн де Куртенэ в одной из своих статей удивлялся тому, что, несмотря на такое количество самых разнообразных обстоятельств, обусловливающих изменения в языке, язык изменяется все-таки не очень сильно и сохраняет свое единство. Но ничего особенно удивительного в этом нет. Ведь язык - это важнейшее средство взаимопонимания людей. И если бы язык не сохранял свое единство, то он не мог бы выполнять эту важнейшую функцию.
Наука - это специфическая деятельность людей, главной целью которой является получение знаний о реальности.
Знание - главный продукт научной деятельности, но не единственный. К продуктам науки можно отнести и научный стиль рациональности, который распространяется во все сферы деятельности людей; и различные приборы, установки, методики, применяемые за пределами науки, прежде всего в производстве. Научная деятельность является и источником нравственных ценностей.
Хотя наука ориентирована на получение истинных знаний о реальности, наука и истина не тождественны. Истинное знание может быть и ненаучным. Оно может быть получено в самых разных сферах деятельности людей: в обыденной жизни, экономике, политике, искусстве, в инженерном деле. В отличие от науки, получение знания о реальности не является главной, определяющей целью этих сфер деятельности (в искусстве, например, такой главной целью являются новые художественные ценности, в инженерном деле - технологии, изобретения, в экономике - эффективность и т.д.).
Важно подчеркнуть, что определение "ненаучный" не предполагает негативную оценку. Научная деятельность специфична. Другие сферы деятельности человека - обыденная жизнь, искусство, экономика, политика и др. - имеют каждая свое предназначение, свои цели. Роль науки в жизни общества растет, но научное обоснование не всегда и не везде возможно и уместно.
История науки показывает, что научное знание не всегда является истинным. Понятие "научный" часто применяется в ситуациях, которые не гарантируют получение истинных знаний, особенно когда речь идет о теориях. Многие научные теории были опровергнуты. Иногда утверждают (например, Карл Поппер), что любое теоретическое высказывание всегда имеет шанс быть опровергнутым в будущем.
Наука не признает паранаучные концепции - астрологию, парапсихологию, уфологию и т.п. Она не признает эти концепции не потому, что не хочет, а потому, что не может, поскольку, по выражению Т.Гексли, "принимая что-нибудь на веру, наука совершает самоубийство". А никаких достоверных, точно установленных фактов в таких концепциях нет. Возможны случайные совпадения.
По поводу такого рода проблем Ф.Бэкон писал так: "И потому правильно ответил тот, который, когда ему показали выставленное в храме изображение спасшихся от кораблекрушения принесением обета и при этом добивались ответа, признает ли теперь он могущество богов, спросил в свою очередь: "А где изображение тех, кто погиб после того, как принес обет?" Таково основание почти всех суеверий - в астрологии, в повериях, в предсказаниях и тому подобном. Люди услаждающие себя подобного рода суетой, отмечают то событие, которое исполнилось, и без внимания проходят мимо того, которое обмануло, хотя последнее бывает гораздо чаще".
Важные черты облика современной науки связаны с тем, что сегодня она является профессией.
До недавнего времени наука была свободной деятельностью отдельных ученых. Она не была профессией и никак специально не финансировалась. Как правило, ученые обеспечивали свою жизнь за счет оплаты их преподавательской работы в университетах. Однако сегодня ученый - это особая профессия. В XX веке появилось понятие "научный работник". Сейчас в мире около 5 млн. людей профессионально занимаются наукой.
Для развития науки характерны противостояние различных направлений. Новые идеи и теории утверждаются в напряженной борьбе. М.Планк сказал по этому поводу: "Обычно новые научные истины побеждают не так, что их противников убеждают и они признают свою неправоту, а большей частью так, что противники эти постепенно вымирают, а подрастающее поколение усваивают истину сразу".
Жизнь в науке - это постоянная борьба различных мнений, направлений, борьба за признание идей.
Одним из важных отличительных качеств научного знания является его систематизированность. Она является одним из критериев научности.
Но знание может быть систематизированным не только в науке. Кулинарная книга, телефонный справочник, дорожный атлас и т.д. и т.п. - везде знание классифицируется и систематизируется. Научная же систематизация специфична. Для нее свойственно стремление к полноте, непротиворечивости, четким основаниям систематизации. Научное знание как система имеет определенную структуру, элементами которой являются факты, законы, теории, картины мира. Отдельные научные дисциплины взаимосвязаны и взаимозависимы.
Стремление к обоснованности, доказательности знания является важным критерием научности.
Обоснование знания, приведение его в единую систему всегда было характерным для науки. Со стремлением к доказательности знания иногда связывают само возникновение науки. Применяются разные способы обоснования научного знания. Для обоснования эмпирического знания применяются многократные проверки, обращение к статистическим данным и т.п. При обосновании теоретических концепций проверяется их непротиворечивость, соответствие эмпирическим данным, возможность описывать и предсказывать явления.
В науке ценятся оригинальные, "сумасшедшие" идеи. Но ориентация на новации сочетается в ней со стремлением элиминировать из результатов научной деятельности все субъективное, связанное со спецификой самого ученого. В этом - одно из отличий науки от искусства. Если бы художник не создал своего творения, то его бы просто не было. Но если бы ученый, пусть даже великий, не создал теорию, то она все равно была бы создана, потому что представляет собой необходимый этап развития науки, является интерсубъективной.
А.Л.Бучаченко
1. Введение: что есть наука
2. Очарование познания
3. “Вне науки” и “вне современной науки”
4. Есть ли непознаваемое?
5. Очарование скромности и безупречности
6. Эстетика науки
7. Послесловие
8. Литература.
Черноголовка, 2006
1. Введение: что есть наука
Это скучный вопрос – что такое наука. Есть десятки ответов на него – ярких и унылых, серьезных и шутливых, глубоких и примитивных. Многие из них демонстрируют остроумие, изощренность и элегантность мышления. Но точен и бесспорен лишь один, простой и лишенный пафоса – наука есть добыча Знаний. За ним все – и цель, и профессия, и вдохновение, и способы добычи, и пути познания. Великий Ньютон заключил эту мысль в чеканную и монументальную формулу: “Наука есть движение мысли человеческой вслед за мыслью Творца”. Это движение по дороге великих, блестящих идей и унизительных заблуждений, вдохновения и отчаяния, взлетов и падений, ярких озарений и унылых, тусклых тупиков, дорога восторга и смертельных ошибок. Великая и драматическая дорога познания, бесконечная и полная очарования…
2. Очарование познания
Наука открыла устройство мира. Она показала, что мир устроен изумительно просто, но в этой таинственной простоте есть интригующая загадочность. Наука открыла чертежи и законы, по которым сотворен мир; она установила, что мир создан по точному математическому законодательству – по формулам и уравнениям с точно заданными мировыми константами. Это законодательство наука отчеканила в теориях – строгих и точных. Первая из них – эвклидова геометрия, теория физического пространства (Эйнштейн назвал ее триумфом мышления). В масштабе одного метра отклонения в размерах объектов эвклидовой геометрии от реальных размеров составляют величину меньшую диаметра атома водорода (около 0,5 ангстрем, или 0,5 10-10 м); это соответствует точности теории 10-8 %. Классическая, ньютоновская механика дает безупречное описание законов и явлений движения тел, но для быстро движущихся тел (при скоростях, близких к скорости света) ее предсказания чуть-чуть отличаются от опыта. Но родились две теории относительности – специальная и общая, которые безупречны; их точность превосходит фантастическую величину 10-12 %. Они включают ньютоновскую механику и дают блестящее описание не только нашего, классического, земного мира, но и мира космогонического, экзотического с позиции простого жителя Земли. Более того, они включают динамическую теорию гравитации и описание космогонических явлений и объектов (например, двойных пульсаров и черных дыр).
Заметим, что обе теории относительности появились раньше, чем обнаружились их подтверждения, и это демонстрирует волшебную силу науки и человеческой мысли, когда предсказания опережают опыт. И нужно добавить, что эти теории заключены в безупречно строгую и загадочно точную математическую форму.
Абсолютно безупречной и точной является электромагнитная теория полей – электрического, магнитного, светового (теория Максвелла). Она дает классическое описание полей с поражающей воображение точностью 10-34 %; из нее также родилась специальная теория относительности. Все теории – и материальных тел, и полей – великолепно согласованы, дополняют и расширяют друг друга, обеспечивая точное и строгое описание классического мира – мира макроскопических тел.
Наука, описывающая микромир – квантовая механика – родилась в начале 20 века, точнее, вечером 19 октября 1900 г, когда к Максу Планку пришел его друг Рубенс и принес экспериментальные результаты по излучению абсолютно черного тела в длинноволновой области. “Квантовая магия”, “квантовое таинство” – вот лишь некоторые ее определения; это самая точная и загадочная наука, где все не так, но все верно и более того – абсолютно точно. И она математически также строга и совершенна, как и классическая механика. “Царственное уравнение” квантовой механики – уравнение Шредингера – абсолютно точно; не найдено ни одного явления или события в микромире, которое расходится с его количественными предсказаниями.
Наш жизненный опыт говорит, что тела могут иметь любую энергию, а все объекты – либо частицы, либо волны; третьего не дано. В мире квантовой механики это третье есть: объекты микромира ведут себя непостоянно и нелогично – они преображаются из частиц в волны и обратно. Кроме того, им разрешены только определенные энергетические состояния и запрещено иметь произвольную, любую энергию. И эти волшебные свойства – не вымысел, они все строго подтверждены всем опытом жизни и экспериментальной науки. Неопровержимая достоверность парадоксального результата…
Да, в квантовой механике все не так, но она – величайшее достижение 20 века, опора новой, современной цивилизации, ее новое лицо и новые прорывы – от атомной энергии до высадки человека на Луну. Она породила изысканную, элегантную теорию – квантовую электродинамику, квантовую теорию полей и движущихся зарядов. Точность этой теории такая же, как если бы расстояние от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса измерялось с точностью до толщины человеческого волоса. (Последнее тоже возможно и даже нужно, если нас интересует геодинамика, дыхание земной поверхности) . И не надо забывать, что все эти совершенные теории, так безупречно точно изображающие мир, рождены на кончике пера и на острие мысли – это ли не свидетельство волшебного могущества науки и ее великого очарования?
Но получается, что мы живем в двух мирах: макромир, мир “больших” объектов управляется законами классической механики; микромир, мир “малых” частиц беспрекословно подчиняется законам квантовой механики. Но они несовместны, они не могут быть одновременно справедливы, они находятся в состоянии “свирепого антагонизма”. И эта мысль для великих умов невыносима, она мучила Эйнштейна в его поисках Единой Теории Поля , в его поисках объединения упрямо необъединяющихся теорий макромира и микромира. Каждая из них безупречна и совершенна, но именно то обстоятельство, что два совершенства несовместимы, рождает смутное подозрение, что в этом таится их несовершенство.
И это оказалось правдой. Сегодня – и опять на кончике пера и острие математической мысли – рождаются контуры великой и Универсальной Теории Всего – и веществ, и полей, и микро-, и макромира. И эта теория объединяет обе механики; более того, в этой новой теории они не могут существовать друг без друга, ибо это теория Великого Объединения, к которой упрямо шел Эйнштейн. Это теория суперструн, в которой электроны и кварки – эти фундаментальные частицы – составляются из петель вибрирующих, колеблющихся волокон, суперструн. И все свойства мира и его элементов определяются свойствами и поведением суперструн.
Уже есть пять теорий суперструн; они дали также новую жизнь десятимерной теории супергравитации. И все они развиваются, переливаются друг в друга, совершенствуя и обобщая друг друга, и этот процесс обязательно приведет к единой теории, к пониманию того, как чарующе элегантно устроен наш мир и наша Вселенная . Но и сегодня, как и четыреста лет назад, остаются правдой слова Галилея: “Здесь скрыты столь глубокие тайны и столь возвышенные мысли, что … радость творческих исканий и открытий продолжает существовать”. А рядом с ними – очарование…
Великий путь познания прошла химия – от древней алхимии до современной науки, достигшей верхнего горизонта – способности детектировать и распознавать отдельную, одиночную молекулу, пространственно фиксировать ее и перемещать, измерять все ее свойства, включая электропроводность, химические преобразования и функционирование. Химия освоила современные физические технологии, достигнув умения не только наблюдать процессы преобразования молекул за фантастически короткие времена 10-15 секунды, но и управлять ими. И сейчас идет гонка за времена 10-18 секунды…
В химии появилось осознание своего собственного Великого Объединения: в ней есть шестнадцать базовых атомных орбиталей – электронных волновых функций, своеобразных “химических нот” . И как из комбинации простых шахматных ходов слагаются бесконечные шахматы, как из семи музыкальных нот рождается волшебная и вечная музыка, так из шестнадцати простых атомных орбиталей – химических нот – сотворена могучая и неисчерпаемая химия, построен весь атомно-молекулярный мир, создана вся химическая архитектура мира и его самого сознательного элемента – Человека. Вся природа – и неживая, и живая – построена на фундаменте, сложенном этими шестнадцатью атомными орбиталями.
Но самые впечатляющие, завораживающе прекрасные открытия делает биология. Двигаясь по дорогам вслед за Творцом, она приносит то, что не может не вызывать восторга. Посмотрите, как восхитительно устроен и красиво функционирует генетический аппарат. А как безупречно работают молекулярные машины – ферменты, снабжающие организм аденозинтрифосфатом, главным энергоносителем в организме. И эти энергоснабжающие машины производят энергоноситель в огромном количестве – половину веса организма в сутки, причем с фантастическим коэффициентом полезного действия 100 %; ни одна созданная человеком машина на это не способна.
А как прекрасна рибосома – комбайн, составленный из нескольких молекулярных машин, каждая из которых выполняет свою функцию, действуя изумительно согласованно с другими. Этот комбайн движется по двойной спирали ДНК, расплетает ее на одиночные нити, принимает подаваемые ему нуклеотиды (а их приносит транспортная РНК), отбирает нужный, соответствующий заданному коду, затем присоединяет его к нити ДНК, используя другую молекулярную машину – ДНК-полимеразу. А эта машина не только “шьет” новую нить ДНК, но еще и сама исправляет ошибки, которые она изредка допускает в своем “швейном” деле. При этом новые нити строятся сразу на обеих “старых”. Это восхитительно прекрасный процесс редупликации ДНК. Привыкнуть к чему-либо – значит потерять очарование, но к тому, что делает рибосома, привыкнуть невозможно…
Изумительно устроены и функционируют синапсы – структурные элементы нейронов, где происходит запоминание и, похоже, рождаются мысли и мышление; восхищает работа кинезина – молекулярного двигателя-извозчика, доставляющего нейромедиаторы из аппарата Гольджи в синапс. Не может не вызывать восхищения микросома – структура, способная свернуть двухметровую спираль ДНК в шарик микронного размера. Или таинство экспрессии генов… А как волшебно устроена иммунная система… И, конечно, рождает восхищение потрясающая согласованность огромного каскада биохимических реакций, обеспечивающих жизнь организма строительным материалом, энергией и исполнением его разнообразных функций. Современная биология – самая энергичная наука, восхищающая своими открытиями в познании самой жизни и ее вершины – мышления. И конца этой дороги познания не видно; и всегда биология будет источником очарования. По мнению автора, в сегодняшней науке есть две самые горячие точки – суперструны и молекулярная биология, и обе они чарующе прекрасны.
3. “Вне науки” и “вне современной науки”
Здесь заключена интрига вопросов: есть ли вещи непознаваемые, как отличить их от вещей непознанных, беспредельна ли наша способность познания мира?. Есть ли вещи вне науки? Но и в последнем вопросе скрыто два: “вне науки?” или “вне современной науки?” Разница между ними такая же как между утверждениями “мой дом – моя крепость” и “мой дом – Петропавловская крепость”. И эту разницу остро осознавали декабристы…
Во времена Аристотеля вне науки было электричество. Но при Фарадее оно стало элементом цивилизации; зато вне науки оставались лазеры, радиоактивность, компьютеры, мобильный телефон, телевизор и многое другое, что составляет понятие современной цивилизации. Еще недавно, десяток лет назад, в химии даже не возникало мысли об одиночной молекуле как объекте исследований и познания. А сегодня это прекрасно освоенная область химии. И уже создан транзистор на одной молекуле, появились одномолекулярные магниты и реальны контуры новой технологической цивилизации – молекулярной электроники, в которой функциональными элементами служат одиночные молекулы .
Еще недавно говорить о влиянии магнитного поля на химические реакции считалось признаком постыдного невежества, это было вне науки. А сегодня утвердились новые области – спиновая химия, химическая радиофизика, химическая поляризация ядер; они принесли крупные открытия новой, магнитной изотопии и новых магнитно-спиновых эффектов. Здесь наука разрушила старые догмы и предрассудки (по Е.Баратынскому “предрассудок – он обломок старой правды…”) и принесла новую правду.
Еще недавно даже в мыслях не допускалось участие парамагнитных состояний в производстве главного энергоносителя в организме – аденозинтрифосфата; теперь же это участие доказано. Отсюда следует возможность магнитной поляризации ядер фосфора при ферментативном синтезе аденозинтрифосфата, возможность энергетической накачки ядерного зеемановского резервуара и радиоизлучения этого резервуара (в химических реакциях это уже известно – мазер с химической накачкой). А отсюда шаг до физических основ телепатии, которая сегодня бесспорно вне науки.
И такими неожиданными и почти волшебными превращениями явлений и событий из состояния “вне науки” в состояние “так и должно быть” полна физика, химия и особенно биология. Чудо – это то, что не имеет причины. И потому поиск причин “вненаучных чудес” и включение в ряд “законных” научных находок есть одно из великих очарований науки.
Все на свете сказано.
Несказанного нет.
И все же где-то светится
Несказанного свет.
(Д.А.Кузнецов)
Именно этот чарующий свет непознанного зовет людей науки… У них это профессиональная гонка за новым, неизведанным. Тайна всегда пленительна и очаровательна. “Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, – это ощущение таинственности. Оно лежит в основе всех глубоких тенденций в науке и в искусстве. Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то, во всяком случае, слепым” – это Эйнштейн .
И это не по И.П.Павлову, не по его условным рефлексам, ибо новое обещает не только приятное, но и может грозить опасностями. Погоня за новым – это не гонка за удовольствиями. “Только очарование, сопровождающее науку, способно победить свойственное людям отвращение к напряжению ума” (Гаспар Монт).
4. Есть ли непознаваемое?
Это очарование таинства, неизвестности… Научное творчество, как и всякое творчество, есть превращение непредсказуемого в неизбежное. Но все ли поддается такому превращению? Одно из очарований науки – соблазн найти ответ на этот вопрос. Известно, что единственная борьба, в которой приятно проигрывать – это борьба с соблазнами…
Самый трудный вопрос – почему? Почему так совершенны совершенные теории? Почему эвклидова геометрия и ньютоновская механика так точно описывают макромир, а квантовая механика – микромир? Почему так точны уравнения Максвелла и теории относительности? Почему мир существует с такими фундаментальными константами? Почему существует сознание, откуда оно взялось? Почему в живых организмах все белки построены из “левых” аминокислот (вращающих плоскость поляризации света по часовой стрелке), а все полисахариды – из “правых” молекул? Почему нейромедиаторы синтезируются в одном месте, а работают в другом? Почему так чýдно устроена рибосома? Даже если мы хорошо поймем, как работают нейроны и синапсы – эти структурные элементы мозга, где формируется память, где происходят химические реакции запоминания и считывания памяти (а к этому упорно и успешно идут современные нейрофизиология и нейрохимия) – это не будет ответ на вопрос “почему”. Можно догадываться, как происходит мышление, как генерируются мысли, как происходит синтез новых знаний и идей на базе известных, заложенных в синапсах. Похоже (и подсказки дает микроэлектродная техника современной нейрофизиологии), что это происходит как согласованная, совместная, когерентная работа ансамблей синапсов, но что стимулирует их когерентность – вопрос открытый и не видно, как искать ответ.
Конечно, можно отмахнуться от этих вопросов, от этих соблазнов и заявить, что они неуместны – так же как неуместна табличка “Добро пожаловать” на дверях морга. Но найдется не меньше людей, которых поиск ответов и сопровождающая его игра ума и интеллекта будут интриговать. И вот уже не праздный, а социально значимый вопрос – почему у человека два ума. Один – алгоритмизированный, появляется, усовершенствуется и обогащается как результат опыта, обучения, образования (говорят, образование – это то, что остается после того, как все выученное забыто). Совершенство, глубина и сила этого ума – признак таланта (который, как известно, попадает в цель, в которую никто не может попасть). Но есть и другой ум – неалгоритмизированный, существующий независимо, неуправляемо от человека, ум загадочный, божественный – источник внезапных озарений, догадок, ум неожиданный, автономный, непредсказуемый, ум гения, который попадает в цель, которую никто не видит. Лежат ли ответы на эти загадки на дорогах науки или они вне науки, не подвластны науке – вопрос открытый. Даже великие умы расходятся на этот счет; кажется, граница между проблемами, решаемыми средствами науки, и нерешаемыми в принципе лежит не в области знаний, а в области вкуса или веры.
Происхождение жизни как явления, существование сознания даже в рамках традиционных представлений об Эволюции как стимулирующем факторе развития остаются загадочными. И вечное очарование науки, зовущая магия тайны – способность науки внезапно давать ответы на загадочные вопросы. Или не давать их вовсе…
Магия познания увлекает надеждами (хотя, как утверждают острословы, надежда – всего лишь отсроченное разочарование). И все-таки есть надежда понять, что такое сознание и каково происхождение жизни в теории суперструн – кто знает…
5. Очарование скромности и безупречности
Наука живет почти независимо от общества; огромное большинство людей абсолютно равнодушно к ней, к ее взлетам и открытиям; люди знают, что все блага можно приобрести в магазине, не интересуясь, откуда все это появилось, не задумываясь, причем здесь наука. Признания в науке приходят, как правило, редко и поздно; чаще всего – никогда. Настоящие ученые, как правило, скромны; добыча знаний – это постоянное прикосновение к тайнам, они величественны и внушают почтение, а настоящее величие всегда скромно. В мире ученых другая шкала ценностей…
Уничтожить науку нельзя. Да и не стóит, ведь она – элитарная часть цивилизации, ее высшая культура. Она величественна и вечна, как пирамиды Египта. Добыча знаний – вещь безобидная, поэтому истинная наука чиста и безупречна. Открывая новые знания, она выполняет две функции – создает полезные вещи и обнаруживает вещи опасные для людей, предупреждая об опасностях. Наука становится опасной, когда ее отнимают у ученых; так было с атомной бомбой, с химическим и бактериологическим оружием… И так будет всегда, потому что Knowledge itself is a Power; эта фраза переводится на русский как “знание – сила” и в этом звучании она стала крылатой. Но истинный перевод есть “знание – власть” в первую очередь, и уж во вторую – сила. И те, кто отнимает у ученых науку, знают эту истину лучше всех. Часто говорят, что наука стоит на острие прогресса, но умалчивают, что сам прогресс часто лицемерен и лишь маскируется благородными красками.
Да, в науке есть лукавство… Нет, она не врет, просто она не говорит всей правды. А иногда запускает мифы – вроде сказок о глобальном потеплении или о повороте Гольфстрима и глобальном оледенении. Люди из научного мира не скрывают, что такие мифы – способ выбивать деньги на науку из глупых правительств…
В движении по дорогам науки можно отчетливо выделить три группы участников, три эшелона. В первом идут те, кто совершает прорывы, кто открывает новые области познания, новые научные поля. Во втором эшелоне те, кто “пасется” на этих полях, собирая часто неплохой урожай. В третьем – те, кто собирает остатки, кто вытаптывает до пыли эти некогда зеленевшие идеями поля. Сильная наука там, где мала доля последних; в слабой науке мала доля первых двух.
Вокруг науки всегда ореол загадочности и потому вокруг нее вьется (и кормится) много авантюристов и невежд, спекулирующих этим ореолом. Но самые опасные и для науки, и для общества – имитаторы. Борьба с ними – почти безнадежное дело . Причина процветания лженауки очевидна: освоение истинных, добротных знаний требует хотя бы небольшого напряжения ума, фальшивки от имени науки подносятся готовыми, увлекают лживыми обещаниями и доверчиво воспринимаются обществом. В этом смысле наука становится своеобразным заложником своего могущества и авторитета. И это тот экзотический случай, когда авангард науки располагается сзади. Повторим: истинная наука чиста и безупречна…
6. Эстетика науки
Когда в близкой мне химии докладчик рассказывает, как он показал, что механизм химической реакции сложный, я отчетливо осознаю, что он его не знает и все, что он говорит – вранье. Познанное всегда просто и красиво. Ахмед Зевайл, создатель фемтохимии, выразил эту мысль так: “Я уверен, что за каждой значимой и фундаментальной концепцией должна стоять простота и ясность мысли” .
Эстетика науки есть отражение эстетики и тонкой красоты мира, эстетики и красоты мышления как главного метода познания этого мира. Галилей это заметил четыре столетия назад, указав, что наука начертана на страницах огромной книги, имя которой – Вселенная, и написана она на языке математики, самой изящной и эстетически совершенной науки. Всякое противоречие, любая несогласованность, отсутствие единства и гармонии – антиэстетичны. Противоречие классической и квантовой механики было мучительным для эстетического ума Эйнштейна и упрямо вело его к поиску Единой Теории.
Музыка – самое абстрактное и самое волнующее искусство. Наука подобна музыке, хотя абстрактность ей нельзя приписать, скорее напротив… Наука – вещь настолько высокая и красивая, что о ней уместно говорить лишь в аристократически изысканных выражениях и тонких лингвистических оборотах, и писать языком, которым написаны прекрасные книги Пенроуза и Грина . То же относится и к людям науки; величие ученого, по Эйнштейну, это не его непогрешимость и безупречность; это его цельность, гармония ума и совести, его произведение ума на порядочность. Кстати, это относится к любому человеку… “Подлинный прогресс человечества зиждется не столько на изобретательности ума, сколько на совести людей” – это Эйнштейн (цит. по ).
И, наконец, еще одно очарование науки, замеченное Эйнштейном: “Научные исследования и вообще поиски истины и красоты – это область деятельности, в которой дозволено всю жизнь оставаться детьми” .
7. Послесловие
Эта статья посвящена моим друзьям, коллегам и знакомым из научного мира. И тем, кто рядом и кто далеко… Их много и они все прекрасны…
Литература.
1. Пенроуз Р. Новый ум короля. М.: УРСС, 2003.
2. Пайс А. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна. М.: Наука, 1989.
3. Дюкас Э., Хофман Э. Альберт Эйнштейн как человек. Вопросы философии, 1, 61 (1991).
4. Грин Б. Элегантная Вселенная. М.: УРСС, 2005.
5. Бучаченко А.Л. Химия как музыка. Тамбов: Нобелистика, 2004.
6. Минкин В.И. Молекулярная электроника на пороге нового тысячелетия. Росс. хим. журнал, 44, 3 (2000).
7. Бучаченко А.Л. Новые горизонты химии: одиночные молекулы. Успехи химии, 75, 3 (2006).
8. Блюменфельд Л.А. Решаемые и нерешаемые проблемы биологической физики. М.: УРСС, 2002.
9. Кругляков Э.П. «Ученые» с большой дороги. М.: Наука, 2005.
10. Зевайл А. Путешествие сквозь время. Шаги к нобелевской премии. Тамбов: Нобелистика, 2004.
11. Эйнштейн А. Собрание научных трудов. Т.4, М.: Наука, 1967.
Еще в древности люди ломали себе голову над вопросом, почему и как мог возникнуть язык. Ученые Древней Греции выдвинули две противоположные теории. Согласно первой из них язык возник сам по себе, без сознательного вмешательства человека, в силу действия законов природы. Согласно второй теории язык появился в результате договора людей: этот предмет давайте назовем вот так-то, а тот - так-то.
Совершенно ясно, что теория разумного договора неверна. Ведь она предполагает, что люди уже имели сознание к тому времени, как у них появился язык.
А современная наука совершенно точно установила, что человеческое сознание невозможно без языка. Но в таком случае какие причины привели к возникновению языка? Как выглядел первобытный язык?
С полной уверенностью ответить на эти вопросы наука пока не может. Но благодаря совместной работе ученых разных специальностей - философов и психологов, антропологов и этнографов, археологов и лингвистов - в последние годы стало возможным, опираясь на объективные научные факты, выдвинуть некоторые предположения, касающиеся древнейшего языка.
Известно, что труд создал человека и что членораздельная речь возникла благодаря трудовой деятельности. В процессе труда, как писал Ф. Энгельс, у первобытных людей появилась «потребность что-то сказать друг другу».
Не существует ни одного вида животных, у которого не было бы собственной системы сигналов, используемых для общения.
Например, в стаде павианов гамадрилов используется более десятка различных звуков, каждый из которых вызывает у гамадрила совершенно определенную реакцию.
Но, в отличие от людей, сознательно воспринимающих речь, понимающих то, что им говорят, гамадрилы ничего не могут понимать. То или иное поведение в ответ на услышанный сигнал возникает у них благодаря простейшему условному рефлексу.
Скажем, если гамадрил услышит, как другой гамадрил кричит «Ак! Ак!», то он обратится в бегство, потому что в его психике этот звук связан с представлением об опасности. И наоборот, всякий страх, всякое ощущение опасности вызывает у гамадрила непроизвольный крик «Ак!». В этом отношении звуковые сигналы гамадрилов напоминают междометия человеческого языка: мы с вами одинаково вскрикиваем «Ой!» независимо от того, обожгли мы палец, укололи или прищемили.
Язык нужен и для того, чтобы человек мог с его помощью выразить свои чувства.
Вот такие звуковые сигналы, наверное, и послужили основой для формирования человеческого языка. Сначала, когда мышление первобытных людей было еще похоже на рефлекторное поведение животного, когда человек не осознавал ни отдельных предметов, ни их свойств, ни своих действий, эти сигналы, вероятно, служили только регулятором поведения. А где нужнее всего были эти сигналы? Конечно, прежде всего в труде, на охоте.
Например, чтобы затравить и убить крупное животное - мамонта или носорога, совершенно необходимо, чтобы действия всех участников охоты были согласованными, чтобы во время охоты один участник ее мог сказать другому, что тому следует делать.
Позже, когда хозяйство первобытного человека и его отношение к другим людям стали сложнее, в особенности когда появились настолько совершенные орудия, что человек получил возможность в одиночку осуществлять какие-то сложные действия, и появилось разделение труда, возникла необходимость обозначать отдельные предметы, явления, действия, состояния, качества.
Система знаков, регулирующих уличное движение, - это тоже своеобразный «язык».
Значит, первая теория ближе к истине. Язык возник в силу действия естественных закономерностей природы. Только с появлением человека эти закономерности преломились в его развитии по-новому и появились новые, не существовавшие раньше социальные закономерности, которые стали в конце концов определять развитие человеческого рода.
Если гамадрил услышит крик «Ак! Ак!», он обратится в бегство, так как с этим криком у него связано представление об опасности.
Но почему люди говорят на разных языках? Был ли когда-нибудь язык, общий для всего человечества?
Исходя из наших знаний о современных языках, мы не можем восстановить такой общий язык. Решение этого вопроса зависит от антропологов. Если будет доказано, что современный человек впервые появился в одном каком-то месте, то такой общий язык должен был существовать. Но как бы этот вопрос ни решили, ясно, что вначале языков было меньше, чем теперь.
Лингвисты восстановили, например, так называемый общеиндоевропейский язык, из которого произошли все современные языки зарубежной Европы (кроме финского, венгерского и баскского) и большая часть языков Европейской части СССР, а в Азии - персидский, афганский, таджикский и др. Почему так произошло?
Как могло случиться, что люди сначала говорили на одном языке, а потом стали говорить на разных? Лучше всего показать это на следующем примере. В XVII в. в Южную Африку приплыли переселенцы, говорившие на голландском языке, ничем не отличавшемся от языка других жителей Голландии. Были основаны поселки, затем города. Возникли различные учреждения, понемногу создавалась своя собственная культура, связанная с голландской только исторически. Даже называть себя переселенцы стали не голландцами, а по-иному - бурами или африкандерами.
Что же получилось с их языком? Благодаря тому что связи с Голландией практически не было, голландский язык в Южной Африке стал изменяться и все больше отклоняться от «настоящего» голландского языка. Появились новые слова, заимствованные самими бурами из языков исконных жителей Африки. Изменились и произношение некоторых звуков, и грамматика. В результате возник по существу новый язык - бурский, или «африкаанс».
Почему все эти изменения не происходили в голландском языке на территории Голландии? Потому, что все жители Голландии, говорившие на голландском языке, были связаны (как и буры в Южной Африке) политическим, экономическим и культурным единством. Правительство Голландии издавало указ, он распространялся по самым далеким ее уголкам, и бургомистр какого-нибудь захолустного городка, сочиняя официальные документы для своей маленькой общины, подражал языку правительственного указа. И конечно, одни и те же книги читались образованными людьми во всей Голландии.
Буры же оказались на другом материке, и вот незаметные раньше отклонения получили возможность свободно развиваться. Больше того, они из отклонений, «неправильностей» стали нормой нового, бурского языка.
Бывает и наоборот: если племена или народы, раньше жившие отдельно друг от друга, сливаются в единое целое, их языки начинают смешиваться. На границах Русского государства когда-то жили давно забытые народы - емь, чудь, торки, белые клобуки. Они слились с русским народом, а их языки - с русским языком.
Но такое полное слияние редко. Чаще всего при смешении народов их языки изменяются лишь частично: какие-то звуки начинают произноситься по-другому; какие-то грамматические формы упрощаются; вместо одних слов входят в обиход другие. До вторжения норманнов во главе с Вильгельмом Завоевателем в Англии говорили на англосаксонском языке. Норманны говорили по-французски, и в результате постепенного смешения англосаксов и норманнов получился современный английский язык, не похожий ни на англосаксонский, ни на французский.
Примерно так обстояло дело и с общеиндоевропейским языком. В какую-то эпоху своей истории индоевропейские племена стали кочевать по материку Евразии. Какие-то из них достигли Индии и столкнулись там с племенами, говорящими на так называемых дравидских языках (на них до сих пор говорят в Южном Индостане).
В последующие столетия в их речи стали появляться особенности, характерные для дравидских языков. А другие индоевропейские племена направились на территорию современной Франции: там жили какие-то неизвестные нам народы с очень свое образными языками. Об их своеобразии мы можем судить по тому, что образовавшиеся в результате смешения с ними кельтские языки (например, ирландский) совершенно непохожи на другие индоевропейские, например русский, греческий, литовский.
Дэвид Уилкок
Наука Единства
Перевод Lyubov
Пролог: Современная наука не совершенна?
Глава 1: Введение
Глава 2: Эфир – чистое сознательное Единство
Глава 3: Космический контекст
Глава 4: Овладение сознательным эфиром посредством гравитации и инерции
Глава 5: Эфир, электромагнетизм и свободная энергия
Глава 6: Гравитация, магнетизм и вращение – упущенная связь
Глава 7: Эфир как сферический свет и звук
Глава 8: Кили и физика вибрации
Глава 9: Вихри: движущая сила и изменение материи
Глава 10: Вихри: сдвиги времени и уровней измерений
Глава 11: Свойства Земли как “единицы сознания”
Глава 12: Внеземная мудрость: планеты как “единицы сознания”
Глава 13: Внеземная мудрость: геометрия, вибрация и более высокие измерения
Глава 14: Ведическая йога, Сетх и многомерная космология
Глава 15: Священные легенды о Мировом Дереве
Пролог: современная наука несовершенна?
Что, если все, что вы знаете о науке и ее связи с духовностью, не верно?
Что, если однажды вы проснулись и обнаружили, что вплоть до настоящего момента вся природа и структура Вселенной действительно ускользала от господствующей тенденции в науке? Такое возможно?
Как уверенно вы себя чувствуете при мысли о том, что атомы состоят из частиц? Осознаете ли вы, что даже основы квантовой физики изобилуют надежными экспериментальными данными, которые полностью развенчивают эту идею и до настоящего времени сопротивлялись всем попыткам объяснения? Что все квантовое царство атомов и молекул может состоять из электромагнитных полей, демонстрирующих простые свойства движения и геометрии?
Когда кто-то упоминает “высшие измерения”, насколько глубоко вы понимаете, что это такое, где они находятся, и как работают? Есть ли у вас какая-либо идея, как они могут взаимодействовать с нашей реальностью?
Вы когда-нибудь изучали теорию Хаоса и фракталов? Знали ли вы, что ученые доказали: считающиеся случайными или “хаотичными” события (как в пространстве, так и во времени) “формируются” сложными геометрическими паттернами, известными как фракталы? Что поведение и погодных процессов и живых существ, включая человеческие существа, можно изобразить с помощью фракталов? Что сами по себе фракталы могут образовываться только посредством смешения обычных положительных и отрицательных чисел с осями чисел “воображаемых”, то есть пребывающих вне воспринимаемой математической реальности? Кто-нибудь по-настоящему объяснил, почему или как работают эти принципы?
Читая сообщения об НЛО, ломаете ли вы голову над тем, как нечто может игнорировать гравитацию и совершать молниеносные изменения направления движения, не разрушая находящееся в них любое живое существо? Не игнорируете ли вы вероятность того, что “они” могли посещать нас, из-за убежденности в том, что никакая масса не может превзойти скорость “с”, скорость света? Была ли естественной ошибка Эйнштейна – предположение о том, что свет не может двигаться быстрее, чем “с”, перемещаясь в абсолютно пустом пространстве, свободном от любого вида энергии? Если в космосе существует осязаемая энергия, тогда что бы произошло, если бы свет двигался в области “более тонкой” энергии, вибрирующей на частоте, большей, чем плотность окружающей нас энергии? Помните ли вы информацию об экспериментах 2000 года, продемонстрировавших скорости в 300 раз больше, чем скорость света?
Верите ли вы в то, что для получения энергии нужно что-то сжигать? Вы когда-либо слышали или рассматривали идею о том, что из “пустого” пространства может быть получено неограниченное количество свободной энергии? Осознаете ли вы, что простое вращение магнитного гироскопа может одновременно создавать свободную энергию и антигравитационные эффекты? Верили ли вы средствам массовой информации, когда осмеивалась наука о “холодном термоядерном синтезе”, потому что она якобы “нарушала законы химии и физики”? Осознаете ли вы, что со времени его открытия в конце 1980-х годов имеются буквально тысячи зафиксированных документально экспериментов, подтвердивших этот эффект?
Вы когда-либо изучали “сакральную геометрию”? Осознаете ли вы, что тела всех живых существ должны расти в соответствии с ее пропорциями? Знали ли вы, что эти геометрии “гармоничны”, а это значит, что они обладают теми же математическими и вибрационными свойствами, что и музыка и цвет? Способна ли невидимая гармоническая энергия структурировать все физическое пространство, включая пространства звезд и планет, и даже точное распределение континентов на планете Земля? Могут ли эти силы быть присущими времени, оказывая мощное влияние на поведение человеческих существ, которое можно конкретно спланировать в движении финансовых рынков?
Если вы хоть немного знакомы с квантовой физикой, осознаете ли вы, что ранее неизвестные паттерны той же гармонической геометрии можно обнаружить в постоянной Планка, электромагнитной волне, константе тонкой структуры, слабых и сильных взаимодействиях, фотоне, электроне, валентных связях, изотопах и так далее? Что атом может целиком и полностью состоять из свободного от частиц группирования геометрически структурированной энергии? Что такие вещи, как “вращение” кварков и электронов реально демонстрирует следующее: эти энергии движутся в форме геометрической матрицы, лежащей в основе и формирующей все наше физическое существование? Что геометрия пространства могла бы объяснить таинственное свойство, известное как “торсион” (что означает: “частицы”, движущиеся в “пустом пространстве”, иво время движения вынужденные вращаться)?
Верите ли вы в то, что был “Большой Взрыв”, и что “ничего” могло бы взорваться, чтобы сотворить Вселенную? Осознаете ли вы, что эта теория дышит на ладан и готова потерпеть крах, чему способствует все более увеличивающее число исключений и допущений? Вы когда-нибудь слышали о достоверном научном свидетельстве, способном доказать, что вся Вселенная выглядит как гигантская галактика, завершающаяся спиралевидными рукавами, состоящими из галактических суперструктур, с очень маленькими структурами между ними? Если вся Вселеннаяобладает одной фиксированной осью вращения, которую можно вычислить и измерить, как это соотносится с теорией относительности? Не было бы важным открытием рассматривать Солнце в центре Солнечной системы, ибо теория относительности Эйнштейна утверждает, что “все движение относительно, и что во Вселенной не существует устойчивого, фиксированного места”, из которого можно измерять движение? Какое это имеет отношение к нашим идеям о времени, ибо, согласно этой же логике, верят, что время тоже относительно?
На более личном уровне, верите ли вы, что каждая мысль и влияние сотворяется только в вашем собственном уме? Вы когда-либо рассматривалиидею, что на ваше сознание постоянно влияют силы, находящиеся вне вашего ума, тела и физического окружения? Готовы ли вы рассмотреть точную фактическую информацию, которая покажет (возможно, впервые), что не все ваши мысли и действия диктуются исключительно вашим сознательным умом? Что невидимые космические силы могут непосредственно влиять на состояние вашего ума? Что они действительно обладают точно изображенными и проанализированными геометрическими структурами, результаты влияния которых можно точно предсказать?
Верите ли вы, что с помощью философии и теорий, таких, как “Логический Позитивизм” Лапласа, наука “доказала, что Бога не существует?” Готовы ли вы рассмотреть конкретный научный случай, что Первичного Сознательного Существа вообще не существует?
Осознаете ли вы, что все вышеперечисленное и многое другое может быть элегантно и совершенно объяснено простым возвращением к древней идее о том, что жидкая нефизическая энергия или “эфир”, демонстрирующая самые простые свойства вибрации, существует во всем пространстве и времени, и момент за моментом сотворяет всю физическую материю?
И, наконец, если вы можете принять доказательство существования источника нефизической энергии, не следует ли автоматически предположить, что этот источник всегда обладал одними и теми же свойствами, такими как плотность, на что бы вы ни посмотрели во Вселенной? Возможно ли, что энергия может обладать меняющимися свойствами в такой области, как наша Галактика? Что меняющиеся плотности обладают определенной структурой, что наша Солнечная система проходит через точные циклы времени? Что сейчас мы вот-вот завершим один из таких циклов и движемся в область более высокой энергетической “плотности”? Что все тела нашей Солнечной системы, включая Землю и Солнце, подвергаются существенному и видимому влиянию все усиливающейся энергии?
Тогда вы увидите, как совершенно идея эфира объясняет множество серьезных эмпирических астрофизических наблюдений (одни известны, другие нет, одни сверхсовременные, другие очень древние), указывающих на то, что мы достигли ключевого момента преобразования своего будущего, как физического, так и духовного.
КОСМИЧЕСКАЯ ИГРА В ШАХМАТЫ
На минуту представьте: все самые глубокие истины Вселенной содержатся в игре в шахматы, и, чтобы раскрыть секреты, нам приходится играть в игру. В самом глубоком и истинном смысле, существует игровое поле и фигуры, с набором законов, определяющих их движения. Как говорил Эйнштейн: “Бог действует прямо, но мягко” и “Бог ничего не оставляет на волю случая”; и это означает, что “игра” должна быть простой и основываться на ряде правил. А теперь представьте, как бы выглядела попытка сыграть в шахматы с прячущимся партнером, если бы вы могли видеть только четыре клетки, хотя на доске их 64.Вы знали бы только максимум четыре разные фигуры (в шахматах существуют шесть видов фигур, каждый со своими правилами движения), и могли бы знать или не знать, что ваши фигуры вообще могут передвигаться. Если бы вы могли видеть только четыре клетки, то естественно пришли бы к выводу, что ваши фигуры вообще не могут двигаться; они фиксированы и неподвижны.
Водоёмы Декор Для сада Инженерные системы Ландшафтный дизайн Обустройство Озеленение Постройки Растения
Толкование значения отдельно каждой карты можно узнать в справочнике на нашем сайте. Простые можно все сразу посмотреть на отдельной странице. На просторах интернета можно найти толкование сочетания карт Ленорман. Наиболее из
Ирина КамшилинаГотовить для кого-то гораздо приятней, чем для себя)) Содержание Уже из названия становится понятно, что данное блюдо готовится с использованием картофеля. Многие хозяйки знают, как приготовить обычный суп с картошкой, но мало кому извест
Обычая завешивать зеркала черной тканью после того, как в доме кто-то умер, прочно укоренился в культуре. Довольно часто люди завешивают не только зеркала, но все зеркальные поверхности – например, телевизор или панели, хорошо отражающие изображение. Даже
