Острогорский демократия и политические партии. Острогорский М

2. Что он предлагает, чтобы минимизировать негативные последствия существования партий?

5. Что предлагает Острогорский для согласованной работы в парламенте и для сотрудничества парламента и правительства?

Связанная с партией, постоянная организация из средства превращается в цель, которой в конечном счете подчиняется все: принципы, личные убеждения, веления общественной и даже частной морали. Чем более совершенна организация, тем более она деморализует и принижает общественную жизнь. Но с другой стороны, чтобы поддержать себя, партии все более и более нуждаются в сильной организации, которая одна может замаскировать пустоту той условности, на которую они опираются. Таким образом создается порочный круг. Как из него выйти? Не следует ли отказаться от организации партий? Ни в коем случае.

Возрастающая сложность социальной жизни сделала больше чем когда бы то ни было необходимым объединение индивидуальных усилий. Развитие политической жизни, призывая каждого гражданина к участию в управлении, заставляет его, для выполнения своего гражданского долга, входить в соглашение со своими согражданами. Одним словом, осуществление каждым своих собственных целей в обществе и в государстве предполагает кооперацию, которая невозможна без организации. Группировки граждан во имя политических целей, которые называют партиями, необходимы везде, где граждане имеют право и обязаны выражать свои мнения и действовать; но нужно, чтобы партия перестала быть орудием тирании и коррупции.

Не достаточно ли ясно теперь то разрешение, которого требует проблема партий? Не состоит ли оно в том, чтобы отказаться от практики косных партий, постоянных партий, имеющих своей конечной целью власть, и в том, чтобы восстановить и сохранить истинный характер партий как группировок граждан, специально организованных в целях осуществления определенных политических требований? Такое разрешение вопроса освободило бы партии от целей, имеющих лишь временное и случайное политическое значение, и восстановило бы ту их функцию, которая является постоянным смыслом их существования. Партия как универсальный предприниматель, занимающийся разрешением многих и разнообразных проблем, настоящих и будущих, уступила бы место специальным организациям, ограничивающимся какими-либо частными объектами. Она перестала бы являться амальгамой групп и индивидуумов, объединенных мнимым согласием, и превратилась бы в ассоциацию, однородность которой была бы обеспечена ее единой целью. Партия, держащая своих членов как бы в тисках, поскольку они в нее вошли, уступила бы место группировкам, которые бы свободно организовывались и реорганизовывались в зависимости от изменяющихся проблем жизни и вызываемых этим изменений в общественном мнении. Граждане, разойдясь по одному вопросу, шли бы вместе в другом вопросе.
Изменение метода политического действия, которое произошло бы на этой основе, коренным образом обновило бы функционирование демократического управления. Применение нового метода началось бы с выявления первопричины коррупции и тирании, порождаемых нынешним партийным режимом. Временный характер группировок не допустил бы больше содержания этих регулярных армий, с помощью которых завоевывают и эксплуатируют власть.

Метод свободных союзов делается необходимым в палате (парламенте) так же, как и вне ее…Так как парламент объединяет теперь представителей различных многочисленных стремлений, то его деятельность должна заключаться в сделках, решаемых большинством, состав которого может измениться от одного вопроса к другому, но которое в каждом отдельном случае правдиво отображает взгляды и чувства настоящего, единственного большинства, могущего создаться на почве данного вопроса.

Теперь, при многочисленности перекрещивающихся проблем, создание преемственности может проявиться лишь в пределах одной какой-либо большой проблемы или нескольких проблем, тесно связанных между собой естественным сродством. Не будет никакой несогласованности, если, например, большинство, создавшееся в палате на почве антиклерикальной (антицерковной) политики, не проявит того же единодушия при установлении подоходного налога, и если большинство, которое могло бы объединить эта реформа, состояло бы как из сторонников, так и из противников антиклерикальной политики. И почему же этот вопрос должен был бы привести антиклерикальное большинство к изменению своего постоянного отношения к клерикальному вопросу?

Первая функция парламента, являющаяся смыслом его существования, заключается в контроле исполнительной власти; как может он ее выполнять, если министры скрыты от его взглядов? Так как область национальных интересов, доверенная законодательной и исполнительной власти, является единой и нераздельной, то становится необходимым объединение этих двух властей; но как могут они объединиться, когда их разъединяют друг от друга?

Во всяком случае, если присутствие министров в палате и их прямое сотрудничество с доверенными нации является непременным условием хорошего функционирования представительного режима, нельзя допустить, чтобы министры являлись игрушкой в руках партий и их меняющегося большинства; нельзя допустить, чтобы палата хозяйничала в области исполнительной власти… Присутствие министров в палатах и замена их коллективной ответственности индивидуальной ответственностью... поставили бы все на свое место.

Что же касается разработки законодательных мероприятий, то уничтожение системы кабинета (министров), являющегося в некотором роде главным предпринимателем законодательства, сделает необходимым развитие системы постоянных комиссий. Нейтральный состав постоянных комиссий предотвратит ту узурпацию власти, которой заставляет опасаться пример комитетов национального конвента во время французской революции; поскольку они не будут представлять господствующей партии, их решения будут иметь только значение консультации экспертов, хорошо информированных в данном вопросе. Публичность их деятельности рассеет всякую опасность и обеспечит их работе максимум эффективности: министры всегда смогут свободно присутствовать на заседаниях комиссий и выступать на них. Возможность присутствия на заседаниях комиссий, но без прав голоса на них может быть предоставлена также и всем депутатам, которые таким образом будут иметь возможность более сознательно определять свои убеждения.

Введение новых методов в парламенте нанесет последний удар политическому формализму, угнетающему демократию; свободный союз и индивидуальная ответственность установятся по всей линии политического строя.

ДЕМОКРАТИЯ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ

М. Я. Острогорский. "Демократия и политические партии".

"Когда имеют дело с наивными душами и первобытными умами, например, с сельским населением... изображают победу или поражение кандидата как вопрос о том, будет ли в хозяйстве больше или меньше свинины или будет ли стоить кружка пива два пенса или 1,5 пенса".

М. Я. Острогорский

Несколько слов о мало известном сегодня авторе. Моисей Яковлевич Острогорский (1854--1919), выпускник юридического факультета СПб. университета, служил в Министерстве юстиции, в 1885 г. окончил парижскую Свободную школу политических наук, в 1906 был избран членом I Государственной Думы. Книга "Демократия и политические партии" вышла в Париже на французском языке в 1898 г. и принесла автору известность на Западе. Небезупречный русский перевод был издан в Москве в 1927--1930 гг. «… труд Острогорского впервые раскрыл механизм власти и управления в современном обществе, показав противоречие принципов демократии и реального функционирования политических партий. Быстрый переход от традиционного общества к демократии, превративший массы в реальный фактор политического процесса, создал возможность нового авторитаризма - демократического цезаризма, использующего демократические формы для утверждения антиправового режима, обоснования власти меньшинства партийной олигархии над большинством. Острогорский первым установил связь таких параметров современного развития как переход к массовому обществу и возможность манипуляции волей избирателей, взаимоотношение масс и политических партий, бюрократизация и формализация самих этих партий в условиях жесткой конкуренции в ходе борьбы за власть. Все эти тенденции выражаются в возникновении особой политической машины, позволяющей лидерам сосредоточить власть над партийными структурами».

Как известно, демократия наихудший образ правления, хотя остальные еще хуже. Книга М.Острогорского если не подтверждает исключительно первую часть известного парадокса, то заставляет задуматься о некоторых наследственных пороках демократии, в силу которых политические партии превращаются в самодостаточные механизмы, для которых и демократия, и государство только средства.

Зарисовки партийной жизни, сделанные автором, местами выглядят пророчествами, хотя и сделаны с натуры в Великобритании и Соединенных Штатах конца 19 -- начала 20 столетия. Так, "сила партийной организации, -- говорит он, -- значительно меньше зависит от числа ее членов, чем от числа работников". Это хорошо известно; как и то, что "всякая хорошо функционирующая организация старается умножить случаи и поводы собраний; их численность доказательство жизненности организации. Одним из излюбленных представлений является голосование резолюций по злободневным политическим вопросам. [Членам партийной организации оно доставляет] доказательство их проницательности и энергии и наполняет их сладостным сознанием исполненного великого долга". Любая партия полагает, замечает Острогорский, что "политический прогресс осуществим только путем постоянной агитации и что вести агитацию значит воспитывать страну... Во всяком случае, митинги должны поддерживать шум вокруг партии, чтобы показать, что она жива и сильна", а партийные ораторы -- "постоянно доказывать, что их партия неизменно права". Партийная жизнь, -- пишет он, -- "представляет собой лишь длительную школу рабского подчинения. Все уроки, получаемые в ней гражданином, являются лишь уроками трусости; она прежде всего учит гражданина, что для него нет спасения вне постоянной партии, и подготовляет его ко всякого рода отречениям и смирению".

У демократии, таким образом, есть ограничения, местные особенности и пороки. "Главные пороки, присущие демократическому управлению, -- говорит Острогорский, -- всеобщая посредственность, влияние демагогов, отсутствие сознания общественного блага, слабое действие законов либо происходят от трусости граждан, либо являются ее разновидностями. ...Действительность избирательного принципа в управлении, в противоположность общепринятому убеждению, является ограниченной... Слишком развитая избирательная система является часто лишь формальным атрибутом демократии, она приводит к тому, что народ вместо усиления своей власти распыляет ее; непосредственная ответственность перед народом, которую он стремится установить по всей линии, рассеивается, и, в то время как она должна царить всюду, ее нет нигде. Чтобы непосредственная ответственность по отношению к народу была реальной, необходимо, чтобы она была сконцентрирована, чтобы она распространялась только на определенные, твердо установленные функции государственной власти, на законодательные функции и, во вторую очередь, на местное самоуправление. Всякое распространение избирательного режима за эти границы, на административные посты или судебные должности, может быть допущено лишь как меньшее из двух зло, например, в странах, которые еще находятся на низшей или промежуточной стадии политического прогресса, как, например, Россия или даже Германия. ...Прогресс политического общества не столько зависит от развития избирательного права, сколько от того, в какой мере оно может себе позволить его ограничить и без опасения доверить администрацию и правосудие постоянным чиновникам. [В развитом политическом обществе] избирательный способ, примененный к администрации и правосудию, перестает служить ему так, как он служил ему в годы роста и борьбы, ...он заставляет его растрачивать свои силы в избирательных маневрах, которые уже стали излишними и не имеют больше другой цели, как только растрачивать и утомлять его внимание и в конечно счете отвлекать общественное мнение от его настоящей задачи, заключающейся в том, чтобы наблюдать и контролировать органы управления".

Отсюда делается парадоксальный и тем более похожий на правду вывод: "Политическая функция масс в демократии не заключается в том, чтобы ею управлять; они, вероятно, никогда не будут на это способны. ...Фактически управлять будет всегда небольшое меньшинство, при демократии так же, как и при самодержавии. Естественным свойством всякой власти является концентрация... Но нужно, чтобы правящее меньшинство всегда находилось под угрозой. Функция масс в демократии заключается не в том, чтобы управлять, а в том, чтобы запугать управителей . Эти управители будут вести себя иначе, если им придется иметь дело с более образованными избирателями; они их будут больше запугивать. Вот почему вдвойне важно в демократии поднимать интеллектуальный и моральный уровень масс: вместе с ним автоматически поднимается моральный уровень тех, которые призваны стоять выше масс". Однако пропаганда всех сортов и оттенков для такого подъема интеллектуального уровня малопригодна. О красноречии партийных ораторов Острогорский замечает, что оно "совершенно не развивает мыслительных способностей в аудитории, но более или менее способствует политическому воспитанию масс", о газетах: "газеты... формируют общественное мнение только способом изложения фактов, сообщая некоторые и упуская или извращая другие", и заканчивает разговор о пропаганде печальным выводом: избирательные массы "избегают всего, что требует некоторого напряжения ума", хотя "их интерес к политике, с известной точки зрения, даже развился. Дешевая пресса и политическая агитация, ведущаяся партиями, пустили в общий оборот много фактов и идей. В результате этого массы стали проявлять более живой интерес... в отношении политических и социальных вопросов.., но он поверхностный, беглый. В громадном большинстве они ассимилируют факты и аргументы совершенно автоматически. ...Читают больше, но думают меньше, чем прежде. ...Газета, изобилующая мелкими новостями, не только не сосредоточивает внимания читателя, она заставляет его мысль порхать от заголовка к заголовку, и в результате скорее утомляет мозг, чем питает его".

Эта книга не приговор, но диагноз или совет. Советы же существуют только для тех, кто их слышит. "Если демократии не удастся наполнить свои формы моральным содержанием и приспособить к нему способы своих действий, она подвергнется риску испытать участь прежних политических цивилизаций, которые погибли, ошибочно осуществляя свободу ".

Основные идеи философского наследия М.Вебера

Социология господства.
Как мы уже отмечали выше, рынок - это тот социальный порядок, который не нуждается в лигитимации, рыночные отношения не требуют господства, в них всегда работают механизмы взаимодействия. Господство возникает там, где присутствуют интерес и авторитет. Нас будет интересовать, главным образом, социология господства и подчинение ему.
Господство осуществляется в трех качествах:
* отношение господства,
* порядок господства,
* организация господства.
Господство можно рассматривать с двух точек зрения:
по принципу обоснования,
по организации.
Мы будем исследовать типы господства с точки зрения обоснования. Существует три типа господства:
1. пиететный,
2. уставной,
3. харизматический.
Пиететное господство основано на выполнении некоторых священных правил, традиций, на признании соответствующей личности, осуществляющей господство. Как правило, не существует общего правила отбора людей, реализующих этот тип господства. В качестве примера личностей, осуществляющих власть на основе пиетета, можно назвать русских самодержцев, либо монархов других стран. Характерная особенность состоит в том, что за личностью остается право на свободу произвола. На основе личностных симпатий и антипатий "правитель" решает участь подчиненного человека, а порой и целого народа. В данном типе нет никакого документа, устава, которые бы ограничивали право правителя.
Второй тип господства - уставной. Он отличается от первого наличием права. Согласные с уставом подчиняются господству в соответствии с уставом. Человек, которого касается господство, может опротестовать решение, противоречащее уставу. При этом вышестоящие инстанции не могут вмешивать в господство нижестоящих.
М.Вебер отмечает, что рациональной организацией господства является разделение властей. Причем такое разделение требует взаимный контроль между исполнительной, законодательной и судебной властями. Исторически социализм пытался ликвидировать это разделение властей. К.Маркс в "Практике Парижской коммуны" указывает на возможность объединения властей. Также как рынок приводит к дифференциации хозяйственной жизни общества, точно также уставной принцип требует разделения властей. В первом типе господства люди, реализующие власть, самолично управляют аппаратом подавления, правитель может использовать этот аппарат в своих личных интересах. Во втором типе механизм господства отделен от аппарата поддержки власти. Нравственные принципы демократии требуют, чтобы любой чиновник жестко был связан с законом, при этом государство так оплачивает их труд, чтобы исключить коррупцию. Для первого типа господства характерны - подданные, для второго - граждане.
Далее перейдем к рассмотрению харизматического типа господства. Осуществляющий господство имеет призвание к этому, т.е. этот тип господства предполагает вождя, который призван осуществлять власть. М.Вебер рассматривает это призвание как нечто необычное, что принципиально отличает харизматическое господство от уставного и пиететного. Вождь обещает внести в свое господство то, чего до него не было, либо то, что было забыто. Такие типы господства возникают тогда, когда появляются чрезвычайные ситуации. Иногда причина может лежать в духовной сфере жизни людей, а не только в материальной. Если люди теряют смысл и ориентиры жизни, то вождь претендует решить кризис смысла. М.Вебер рассматривал данный тип господства на примере христианского движения. Для харизматического движения характерно, что люди, идущие за призывом, выпадают из обычных, повседневных отношений, вступая в новые отношения. Например, сподвижники Христа должны были отказаться от семьи, профессии. Как бы мы сейчас не реагировали, Иисусу приписывали чудеса, не доступные обычному человеку. Можно также привести другие примеры харизматического господства из истории человечества. Например, ранний буддизм, Мао Дзедун в Китае, Де Голь во Франции и др.
Попытаемся дать краткую характеристику этого явления. Харизматическое господство - замкнутые социально закрытые отношения, харизматический вождь которых претендует на исключительность, те же, кто вступает под влияние вождя, отбрасывает свое прежнее отношение к окружающим. Слабость движения в - организации, т.к. требуется увековечить достоинства вождя в истории.
Харизматический тип господства по своему происхождению является революционным. На место упорядоченных структур встает эмоциональное объединение людей, ограниченное узким составом участников. Рано или поздно перед ними встает проблема создания институтов, подобных тем, которые они отвергли. Что делать, когда вождь умирает? Вопрос об учреждении организации встает вместе с вопросом о наследнике вождя. Он должен быть призван продолжить дело. Таким образом, вопрос о наследстве является первым шагом превращения вождя в форму повседневности. Теперь уже вождь отбирается из массы людей, но выбор не рассматривается как технический, а как харизматический процесс. Например, католическая церковь выбирает папу из кардиналов, и после выбора избранник наделяется особыми качествами, не свойственными другим людям. Но в данном случае особые качества передаются и самому институту церкви - происходит процесс институализации. Но существует другая форма переноса харизматического господства - должностной харизматизм. Эта форма господства является особо долговечной, и можно привести много исторических примеров его процветания. Один из примеров должностного харизматизма - институт президентства в США. В Америке демократия всегда связывалась с одним человеком на определенный срок, сама должность содержала в себе призвание совершать добрые дела. Это приводило к тому, что даже плохие президенты воспринимались американцами с должным терпением.
Необходимо отличать должностной харизматизм от личностного. Как правило, первый всегда приводит либо к пиететному, либо к уставному, но при этом сам харизм разрушается.
М.Вебер в харизматических типах господства увидел некую революционную силу, но вместе с тем харизматический тип господства - это приходящий тип господства. Как только этот тип сталкивается с повседневностью, он вынужден трансформироваться, и эти преобразования приводят как к традиционному, так и рационально лигитимному типу господства. Если мы будем рассматривать творчество М.Вебера, посвященное типам господства, то можно заметить, что предметом его исследования становятся некоторые исторические циклы. Уход от повседневности путем харизматического господства, затем возвращение к повседневным формам правления, история перехода от традиционной власти к рационально-лигитимной - вот основные моменты творчества М.Вебера.
Но нельзя только харизматический тип положить в основу исторического движения. Исследование развития западной цивилизации влечет за собой рассмотрение дополнительно некоторых понятий: церковная иерархия, политическая иерархия и город со своими формами господства. Давайте подробнее остановимся на истории развития западных городов.
В городах всегда существовали элементы капитализма, и сам город являлся экономическим и хозяйственным центром со своим рынком, где произведенные товары выносились на обмен, со своим центром управления. Иногда города становились политическими центрами, источниками империй, некоторым городам удавалось завоевать право самим создавать свой устав. Создавалась городская община, основой которой было бюргерство. Но тип господства в городах не соответствует ни государственной, ни церковной власти. Города определяют себя как учрежденческая структура внутри государства. Одной из особенностей развития западного города являлось участие граждан в управлении. Следует отметить, что не сословие выбирало администрацию города, а граждане, таким образом выбранные люди, на основе договора становились субъектами права. Однако, М.Вебер подчеркивает недолговечность свободных городов, но сама форма была изобретена и к ней можно было вернуться. Итак, город, как одна из форм господства, включился в борьбу с двумя другими формами господства: политической и церковной.
"Протестантская этика и дух капитализма"
В этой работе М.Вебера раскрывается действие одной идеи в истории. Он рассматривает конституционное строение церкви, а также воздействие новых идей на образ жизни нескольких поколений людей.
М.Вебер считает, что духовные источники капитализма лежат в протестантской вере, и он ставит перед собой задачу: найти связь между религиозным убеждением и духом капитализма. М.Вебер, анализируя мировые религии, приходит к выводу, что ни одна религия не ставит в зависимость спасение души, потусторонний мир от экономики в жизни земной. Более того, в экономической борьбе видят что-то плохое, связанное с грехом, с суетностью. Однако, аскетический протестантизм является исключением. Если экономическая деятельность направлена не на получение доходов, а является одним из видов аскезы труда, то человек может быть спасен.
Существуют различные формы капитализма:
* политический,
* авантюрный,
* экономический.
Основная форма капитализма - экономический капитализм, который ориентирован на постоянное развитие производительных сил, накопление ради накопления, даже при ограничении собственного потребления. Критерий такого капитализма - доля накопления в сберкассах. Основной вопрос: какая доля дохода исключается из потребления ради долгосрочного накопления? Важнейшее положение М.Вебера - такой капитализм не мог возникнуть из утилитарных соображений. Люди, которые являлись носителями этого капитализма, связывали свою деятельность с определенными этическими ценностями. Если тебе доверили накапливать капитал, значит тебе доверяют управление этим богатством, это твой долг - такая установка была укреплена в сознании протестанта.
1. Божественное предопределение. Судьба человека определяется Богом и человек не может ее изменить своим поведением. Если человек мог бы воздействовать на Божественную волю, то Бог был бы досягаем.
2. Верующий должен реализовать себя, почувствовав отношение Бога, искать Божественные подтверждения. "Моя вера только тогда подлинна, когда я подчиняюсь воле Бога".
Эти два принципа определяют некоторую этику, основанную на долге, а не любви. Собственное спасение нельзя купить своими поступками, это Божественная милость, и она может проявляться в том, как идут у тебя дела. Если вы не занимаетесь политикой или авантюрами, то Бог показывает через успехи в экономической жизни свою милость. Таким образом, в аскетическом протестантизме был найден компромисс между религиозной идеологией и хозяйственными интересами. Современный капитализм во многом утратил почти все принципы хозяйственной аскезы и развивается уже как самостоятельное явление, но первый импульс развития капитализм получил от аскетического протестантизма.
Этика М.Вебера.
М.Вебер, как мы показали выше, вырабатывает связь между религиозным убеждением и духом капитализма. Этот дух капитализма - прежде всего, дух этики профессионализма. Смысл этой этики - в призыве служить некоторому делу, где призвание выше личностного. М.Вебер считает, что религия содействовала утверждению рационализма. Это убеждение противоречит взглядам Маркса и Ницше. Религия трактуется как иррациональное у Маркса, Ницше подвергает критике всякие моральные принципы.
С другой стороны, М.Вебер признает противоречие между капиталистическим рационализмом и стремлением христианской этики к людскому братству на земле. Примером этого может стать Нагорная проповедь Христа. Но М.Вебер считает, что невозможно управлять миром, руководствуясь этой этикой. Несмотря на это, М. Вебер тепло относился к взглядам Л.Н.Толстого, который пытался преодолеть рационализм мира. М.Вебер считал его примером человеколюбия и братства. Но в мире жесткой конкуренции очень трудно снять напряженность между экономическими требованиями эффективности и справедливым распределением. Такая напряженность в обществе существо- вала всегда и с ней приходится жить. Таким образом, религиозная этика была катализатором аскетического духа капитализма, но впоследствии развитие капитализма шло своим самостоятельным путем.
Что же М.Вебер понимает под ценностью? Ценность - понимание долга, которое становится основанием действия. Можно говорить о ценности истины, красоты, действия. Золотое правило этики гласит: поступай так, чтобы твои правила были всеобщими. Но когда мы решаем как поступить, мы должны руководствоваться не только этикой убеждения, но и этикой ответственности. В нашем мире не существует строгой иерархии ценностей и целей. Человек, совершая тот или иной поступок, не может предвидеть всех последствий своих действий. В таком случае возникает вопрос, а может ли он отвечать за них? М.Вебер считает, что подлинные стремления людей можно выяснить только в ходе дискуссии. Дискуссия не служит формированию общего мнения, но служит выявлению всех возможных последствий, а значит и выяснению меры ответственности. Эта идея очень близка к идеям К.Поппера.
В мире политики очень важно понимание этики ответственности. Реальная политика всегда целенаправленна. Этика ответственности наиболее необходима современному обществу, она несет критику по отношению к выдвигаемым идеям. Но вопрос о том, достаточно ли этики ответственности для того, чтобы предотвратить все негативные последствия, остается открытым.
Заключение
М.Вебер - один из наиболее крупных социологов начала ХХ века. Некоторые его идеи формировались в полемике с марксизмом. К.Маркс в своих работах стремился понять общество как некоторую целостность, социальная теория М.Вебера исходит из индивида, из его субъективной осмысленности своих действий. Социология М.Вебера весьма поучительна и полезна для российского читателя, которое долгое время воспитывался под влиянием идей марксизма. Не всякую критику марксизма можно признать справедливой у Вебера, но социология господства и этика ответственности могут многое объяснить как в нашей истории, так и в современной действительности. Многие социологические понятия по сей день широко используются в средствах массовой информации и в научной среде. Такое постоянство творчества М.Вебера говорит о фундаментальности и общезначимости его трудов.

Борис Николаевич Чичерин (1828-1904).

Многие положения, которые "старый либерал" высказывал в своих работах относительно государственного устройства, экономического и политичекого реформирования российского общества, до сих пор не утрачивают своего значения.

Сегодня мы открываем для себя творческое наследие многих замечательных мыслителей прошлого столетия. В плеяде этих людей видное место занимает выдающийся русский философ и правовед второй половины XIX века Б. Н. Чичерин, чья жизнь неразрывно связана с тамбовским краем. Чичерин родился 22 мая (по старому стилю) 1828 г. в Тамбове в старинной дворянской семье, на Тамбовщине провел детские и отроческие годы. На тамбовской земле, в родовом поместье Караул прошли наиболее плодотворные в творческом плане три с лишним десятилетия его жизни. Здесь на берегах живописной реки Вороны Б. Н. Чичерин закончил в 1904 г. свой жизненный путь.

Чичерин вошел в историю как выдающийся государственник. Во-первых, потому, что почти во всех его работах присутствует проблема государства, через призму которой он рассматривает остальные вопросы жизни общества. Им написаны такие работы как трёхтомный “Курс государственной науки”, пятитомная “История политических учений”, “Собственность и государство”, “Философия права”, где рассматриваются вопросы государства во взаимосвязи с проблемами личности и общества.

Во-вторых, Б. Н. Чичерин, воспитанный на идеях Гегеля, считал государство воплощением нравственного начала, подчеркивая этим приоритетное его значение в жизни народа и общества. Для него государство не сводилось к политическому аппарату или надстройке, призванной выполнять управленческие функции.

По определению Б. Н. Чичерина, “… государство есть союз народа связанного законом в одно юридическое целое, управляемое верховной властью для общего блага”, т.е. государство - это сам народ, объединенный властью, которая выражает его интересы.

Это такой союз по Чичерину, который возвышается над тремя другими союзами, составляющими ткань общественной жизни, - семейным, церковным и гражданским. Б.Н. Чичерин - активный поборник идей сильного государства, играющего основополагающую роль в исторических судьбах народа.

Б. Н. Чичерин решительно отстаивал для России путь общественного согласия, эволюционного развития, дающего простор новым формам жизни и сохраняющего все исторически жизнеспособное, что имелось в строгом укладе социальной ориентации. Этот путь актуален и для сегодняшней России.

В статье «Различные виды либерализма» Чичерин дал первую в истории отечественной политической мысли «классификацию» русского либерализма, обозначил «главные его направления, которые выражаются в общественном мнении», выделив три его вида и дав им социально-политическую характеристику, актуальную, на ваш взгляд, и сегодня:

1) «уличный» либерализм толпы, охлократии, склонной к политическим скандалам, для которого характерно отсутствие терпимости и уважения к чужому мнению, самолюбование собственным «волнением», - «извращение, а не проявление свободы»;

2) «оппозиционный» либерализм, сопутствующий любым реформаторским начинаниям, систематически обличающий власть как в действительных, так и в мнимых ошибках, «наслаждающийся самим блеском своего аппозиционного положения», «.критикующий ради критики» («отменить, уничтожить - вся его система») и понимающий свободу с «чисто отрицательной стороны»;

3) «охранительный» либерализм, несущий в себе позитивный смысл и ориентированный на осуществление реформ с учетом всех социальных слоев на основе их взаимных уступок и компромиссов, с опорой на сильную власть, в соответствии с естественным ходом истории, «Сущность охранительного либерализма состоит в примирении начала свободы с началом власти и закона. В политической жизни лозунг его: либеральные меры и сильная власть, - либеральные меры, предоставляющие обществу самостоятельную деятельность, обеспечивающие права и личность граждан,… - сильная власть, блюстительница государственного единства, связующая и сдерживающая общество, охраняющая порядок, строго надзирающая за исполнением законов... разумная сила, которая сумеет отстоять общественные интересы против напора анархических стихий и против воплей реакционных партий».

Источниками концепции консервативного либерализма Чичерина были гегелевская философия права и методология государственной (юридической) школы отечественной историографии. Исходными элементами его исследования являлись анализ соотношения категорий свободы, власти, закона, поиск «гармонического соглашения духовных основ общества» (свободно-разумной личности) и «общественных взаимодействий» четырех основных союзов человеческого общежития - семейства, гражданского общества, церкви и государства. Главная проблема общественной жизни - соглашение двух противоположных элементов - личности и общества, поскольку духовная природа личности состоит в свободе, а общественное начало как ограничение свободы выражается в законе.

По мнению Чичерина, личность есть корень и определяющее начало всех общественных отношений; «личность есть постоянно пребывающая сущность... сущность единичная и духовная, т. е. одаренная разумом и волею. Сущность человека - это его свобода: свобода внутренняя, стремящаяся к осуществлению абсолютного закона в человеческой деятельности, т. е. свобода нравственная, сущностью которой является совесть как "самое свободное, что существует в ми-ре", поскольку она не подчиняется никаким внешним ограничениям, и свобода внешняя, границей которой является "право, как ограниче-ние свободы законом"». Для Чичерина двумя сторонами свободы были нравственность («внутренняя» свобода) и право («внешняя» свобода): свобода воли не существует без нравственного закона. Следуя в целом метафизике и философии права Гегеля, Чичерин не согласен с его тезисом о растворении личности в Абсолюте, ибо это лишает ее внутренней свободы, снимая ответственность за содеянное; источник и смысл свободы в осознании человеком своей безусловной сущности и независимости, в том, что человек как носитель абсолютного начала сам по себе имеет абсолютное значение и потому может быть признан свободным лицом.

Для неогегельянца Чичерина закон и свобода, в свою очередь, противоположны: где нет свободы, там нет субъективного права, а где нет закона, там нет объективного права. Личная свобода, неразрывно связанная со свободою других, ограниченная их свободой, подчиняется гражданскому закону и повинуется власти, поэтому «власть и свобода... также нераздельны, как нераздельны свобода и нравственный закон». Власть призвана охранять закон и сдерживать свободу, а «право есть свобода, определенная законом». Отношение свободы и закона может быть двоякое: добровольное или принудительное; первое определяется нравственностью («внутренней» свободой), а второе - правом: правом определяется свобода «внешняя». Государство же есть высшая форма общежития - союз, господствующий над всеми остальными, ибо все элементы человеческого общежития сочетаются в государстве как в союзе. Власть, по его мнению, по своему существу должна быть единой и облеченной принудительною силою, а подобной властью является только государственная власть.

Таким образом, по мнению Чичерина, с позиции «высшей» ступени развития либерализма - «охранительного», или консервативного, - всякий гражданин, не преклоняясь безусловно перед властью, во имя собственной свободы обязан уважать существо самой государственной власти. Для философии права и социологии «охранительного» либерализма Чичерина, основанных на триединстве трех основных начал общежития - свободы, власти и закона, равноценных и неразделимых, их гармоническое соглашение предполагает общественное единство, а для этого необходимо единство в государственной жизни; последнее возможно при единстве власти, а не ее разделении. Лучше всего это достигается при такой «смешанной» форме правления, как конституционная монархия, которая является политическим идеалом для мыслителя. Предпочтение ей он отдавал потому, что: 1) монарх, являясь представителем интересов целого (общества), стоит выше сословных разделений, выше партий; он есть «примиритель» и посредник между противоположными элементами: народом и аристократией (дворянством). Монарх представляет начало власти, аристократия, аристократическое собрание - начало закона, «чувства права, свободы и человеческого достоинства», а представители народа - начало свободы; 2) монархическая власть играла огромную роль в истории России, и «еще в течение столетий она останется высшим символом ее единства, знаменем для народа».

В «охранительном» либерализме Чичерина духовные основы (в лице свободно-разумной личности) соединяются с общественными взаимодействиями, .которые регулируются правом; принцип личной свободы и прав человека в обществе может быть осуществлен лишь при условии ограничения «внутренне» (духовно-нравственно и религиозно) и «внешне» (правом, законом, сильной властью).

Носителем, социальным субъектом осуществления своего политического идеала Чичерин считал дворянство - «первенствующее сословие в государстве», .имеющее ценз и образование, «начало общегражданского порядка» (за что его критиковал молодой Струве, отмечая, однако, уже в 1897 г. наличие у Чичерина «реалистического, консервативного мировоззрения» и усвоение им «начал либерализма» ), и «среднее сословие». Оно представляет одно из «горизонтальных» разделений общества (в отличие от партийного - «вертикального»), и есть понятие количественное (оно занимает среднее положение в обществе между высшими и низшими сословиями) и качественное (оно включает в себя частные профессии, требующие как богатства, так и образованности; в нем «образование соединяется с богатством»). Среднее сословие станет опорой Российского государства только при условии укрепления личных и свободных элементов общества, расширения местного самоуправления, «разделения дел на губернские и уездные» в земстве.

В отличие от классического либерализма, отстаивающего приоритет личной свободы и рассматривающего государство преимущественно как «ночного сторожа», сводя к минимуму пределы его вмешательства в жизнь гражданского общества, а власть - как сугубо имеющую функциональное содержание, консервативный либерализм одинаково ценными считал свободу и «охранительные начала», традиции государственности, сильной власти, религии, национальной культуры. В этом смысле «умеренный», «у-меренный» либерализм Чичерина (у пего есть статья под названием «Меры и границы») «одинаково обаятельными» считал идеи порядка и свободы, чувство меры и границ по отношению и к свободе, и « власти - чувства, так «потребные просвещенному обществу» и так необходимые «русскому уму», предполагая также «ограничение», «о-граничение» пределов власти и свободы законом или обычаем. Чичерин особое внимание уделял «охранительным началам», которые и раскрывают содержание традиции, преемственности, «состыковывая» две тенденции в развитии общества - тенденцию сохранения (стабилизации) и тенденцию.преобразования (реформирования). «Охранительные начала» являются мерой первой и второй, выражают тенденции преемственности и развития как в политике, так и в национальных государственных и культурных особенностях истории России. «Охранительные начала» свидетельствуют о противоречивости исторического прогресса и процесса, которые состоят не только в извечном движении вперед, ной в развитии «внутренних сил», в «углублении в себя» тех начал, которые лежат в существе человеческого духа, в борьбе старого с новым, ибо движение ради движения гибельно для общества: одна лишь свобода приводит к анархии.

Такими «охранительными началами», по мнению Чичерина, являются:

1) «бессознательный инстинкт народных масс», их непосредственные чувства и привычки; но духовной силой, движущей историю, служит сознание, поэтому во главе общества должны стоять высшие классы;

2) наличие охранительной партии, отстаивающей те общие начала, на которых зиждутся общества, а именно - власть, суд, закон;

3) «исторические начала» народа: для России ими всегда были сильная власть - гарант согласия и единства общества (особенно в переходные эпохи коренных преобразований всего общественного здания); бюрократия как орудие власти, которую в России надобно сдерживать в пределах законности, поставить под контроль гласности и ограничить самоуправлением; сила корпоративного начала. Для нормального развития общества умеренные либералы, по мнению Чичерина, должны понимать необходимость проведения судебной реформы, без которой невозможно ни уважение к закону, ни охранение права, прав и порядка.

М.Я. Острогорский, ученый и общественный деятель, полагал, что демократическое устройство государства способствует прогрессивному развитию общества, производства и социального равенства, но всё же такое общество гарантирует людям лишь материальную свободу. Потому как моральная свобода - возможность человека поступать согласно своим убеждениям и ценностям - не достигнута даже в самых развитых демократических странах. Из - за чего это происходит? В своем основном труде «Демократия и организация политических партий» автор отвечал на этот вопрос так: существующая на данный момент партийная организация убивает в человеке всякую волю и самостоятельность. Представительная и исполнительная власти не могут выразить и воплотить в политике все интересы граждан.

Ранее считалось, что политические партии - это инструмент контроля гражданского общества политической власти. М.Я.Острогорский в своей работе поменял вектор, по его мнению, политические партии - это инструмент контроля гражданской и политической элиты. Ученый очень явно в своей работе отмечал, что в массовой партии власть находится в руках партийного аппарата. Временные партии, которые создаются с целью мобилизации общества для проведения выборов, позже не имеют другой цели кроме собственного роста. Если партия правящая, то внутри неё создается кокус - теневые совещания партийных лидеров. Далее кокус превращается в самостоятельный институт, который координирует всю партийную деятельность, как в парламенте, так и в массах.

Ученый говорил, что если партия правящая, то парламентская дискуссия - формальность, так как все заранее решено в кокусе. М.Я. Острогорский писал, что партии стали средством реализации в структурах власти интересов партийных элит, вместо того, чтобы выполнять свою главную функцию - посредничество между государством и гражданским обществом. Особую тревогу у Острогорского вызвала деградация качеств личности рядовых членов партии, теряющих волю и способность к самостоятельному пониманию и осмыслению политической реальности. Данную деградацию автор считает вызванной партийной дисциплиной.

Если рассмотреть теорию политических партий ученого в современной трактовке, то автор имеет в виду, что политический плюрализм, который должен существовать в демократических странах, на самом деле не существует. Программу партии утверждают члены «кокуса», а потом доводят до сведения граждан.

Работа Острогорского актуальна и на сегодняшний день, так как партии - один из главных институтов политической системы во многих странах. Политический плюрализм - это принцип общественно-политического развития, который говорит нам о наличии разных политических идей. Он нужен для того, чтобы социальные группы имели возможность выражать свои идеи. Также политический плюрализм подразумевает существование множества партий, которые соперничают друг с другом, представляя интересы отдельных общественных групп. Но как проявляется политический плюрализм в России сегодня?

Обратимся к истории. В России на протяжении 70 лет существовала всего одна партия КПСС, которая держала в руках все рычаги власти и не допускала другие партии. Т.е. сложилась однопартийная система. Диктатура партии была закреплена в Конституции РФ. Такая система с одной стороны связана со стремлением удержать власть в стране, с другой - осуществлять контроль над всеми сферами жизни государства и общества.

Современная система партий начала формироваться после «перестройки». Многие партии (например, ЛДПР, КПРФ) имели вес в политической гонке, но их опередила «Единая Россия», которая создавалась с целью поддержки В.В.Путина на всероссийских президентских выборах. Однако сейчас эта партия стала массовой и получила большинство голосов в Совете Федерации и Правительстве, а также ее поддерживает президент Российской Федерации. Что дает это преимущество? Во-первых, Единая Россия позволила Правительству целенаправленно проводить политику, так как депутатов от других партий гораздо меньше. Во-вторых, прослеживается контроль правящей партии над всем государством, что недопустимо в демократической стране, коей считает себя Россия. Многие западные аналитики говорят, что Российская федерация - это скрытая автократия, так как смена правящей партии уже невозможна.

Наша страна имеет большое количество партий с разными идеологическими направленностями и взглядами. Это должно говорить о конкурентной борьбе среди партий, но на самом деле ситуация весьма плачевна, потому что все они не имеют явной политической роли. КПРФ поддерживает большинство населения, но это общество еще времен СССР, которое не способно предложить новые идеи по развитию России. Эта партия стремится вернуть Россию к временам СССР, что не совсем соответствует современным реалиям. Лозунги ЛДПР говорят о том, что это оппозиционная партия, которая на деле во многом соглашается с Единой Россией. Справедливая Россия - довольно молодая партия, у которой еще нет достаточной поддержки населения, чтобы иметь серьезный политический вес.

Проанализировав самые популярные партии в России, можно прийти к выводу, что реальный политический вес имеет только правящая партия - Единая Россия. Это предугадал Острогорский и изложил все свои мысли в своей книге, говоря что «система партий с момента появления демократии не имела уже рационального оправдания в фактах. Новые проблемы не могли разделять умы целых поколений и создавать на стороне каждой из борющихся партий такие же постоянные связи, как раньше. В тоже время проблемы сделались бесконечно более многочисленными и разнородными. Эмансипация индивидуума и дифференциация социальных условий более сложной цивилизации вызвали всюду, в идеях, интересах и стремлениях, разнообразие в единстве и своего рода беспрерывное движение по сравнению с застоем былых времен. Приемы, которыми была введена система постоянных партий, настолько же искусственная, как и иррациональная и устарелая в своем принципе, неизбежно должны были носить такой же характер».

М.Я. Острогорский справедливо полагал, что слишком развитая избирательная система является лишь чисто формальным атрибутом демократии. Она приводит к тому, что народ вместо усиления своей власти "распыляет" ее: непосредственная ответственность перед народом, которую он стремится установить по всей линии, рассеивается, и в то время как она должна царить всюду, ее в действительности нет нигде. Это утверждение очень актуально сегодня, так как Российские партии, которые представлены в Правительстве, уже давно не представляют интересы народа. В 21 веке наметилась следующая тенденция: крупные бизнесмены, которые хотят сделать своё ведение бизнеса законным, финансируют партии, чтобы те, в свою очередь, представляли их интересы в Правительстве. Как тут говорить о народовластии?

Чтобы избежать создания кокуса и превращения массовых партий в орудие контроля над государством и обществом, ученый предлагал отнять у правящих партий постоянный характер. Партии должны создаваться временные, чтобы при достижении поставленной цели, они переставали существовать.

Очень затруднительно установить границы деятельности таких организаций, а также в наивысшей степени сложно юридически обосновать запрещение действий мирно занимающихся политикой союзов. В независимости от этого, власть соединений не изменяется от их характера: временного или постоянного. В момент осуществления партиями своих задач во время выборов, они будут функционировать как сплоченные, подвластные партийной дисциплине группы. Показывая свое действие во время наиболее сильного внимания со стороны народных масс, они только правильнее будут выявлять свою организующую и объединяющую силу.

Также М.Я. Острогорский считал, что необходимо "сконцентрировать" народную власть, распространив ее: на определенные, "твердо установленные" государственные функции; на законодательные функции государства; на местное самоуправление.

Таким образом, теория о политических партиях Острогорского очень актуальна сегодня в России. Потому что демократия в современных развитых странах предполагает наличие в государстве политического плюрализма или множества партий, которые отстаивают интересы определенного слоя населения или группы в Правительстве. Но что мы видим? В Государственной Думе Российской Федерации сидят члены от партий Единая Россия, ЛДПР, КПРФ, Справедливая Россия, хотя в стране 77 действующих политических партий. Финансирование получают лишь 8% от этого числа, а именно Единая Россия, ЛДПР, КПРФ, Справедливая Россия, Яблоко, Патриоты России. Причём две последних формируют свой бюджет из переводов коммерческих организаций и частных лиц.

Всё это говорит о том, что политические партии перестали выполнять свою основную функцию, а именно представление интересов народа в Правительстве. В стране появилась правящая партия, как во времена СССР, которая контролирует государство, общество и вместе с тем другие партии. Вроде бы 77 партий, но как говорить о политическом плюрализме и вообще о демократии в России?

Современным ученым сегодня стоит обратиться к работе Острогорского и пересмотреть избирательную систему в целом. России стоит отказаться от массовых и постоянно действующих партий в пользу временных политических организаций, которые будут создавать только для достижения поставленной цели, без права на постоянство и разрастание. Создание такой системы поможет успешному становлению демократии в Российской Федерации.

Понравилось? Нажмите на кнопочку ниже. Вам не сложно , а нам приятно ).

Чтобы скачать бесплатно Эссе на максимальной скорости, зарегистрируйтесь или авторизуйтесь на сайте.

Важно! Все представленные Эссе для бесплатного скачивания предназначены для составления плана или основы собственных научных трудов.

Друзья! У вас есть уникальная возможность помочь таким же студентам как и вы! Если наш сайт помог вам найти нужную работу, то вы, безусловно, понимаете как добавленная вами работа может облегчить труд другим.

Если Эссе, по Вашему мнению, плохого качества, или эту работу Вы уже встречали, сообщите об этом нам.

М.Я. ОСТРОГОРСКИЙ

Демократия и политические партии

Острогорский М. Демократия и политические партии: В 2 т. М., 1930. Т. 2. Соединенные Штаты Америки.

С. 276-290, 293, 295, 296, 298-299, 303, 308, 314, 324, 343-346, 350-351, 354-357,365-368.

К н и г а ш е с т а я ЗАКЛЮЧЕНИЕ

[...] Партия по своей природе является свободным объединением граждан, которое, как и всякое другое объединение, не поддается внеш­нему воздействию, поскольку оно противоречит общему закону. Государство, уважающее основные права граждан, игнорирует партии как таковые. Оно не имеет права спрашивать у членов какой-либо группи­ровки, каковы их политические идеи и каково их политическое про­шлое. Государство не имеет права ни штемпелевать политических убеждений, ни устанавливать условий, при которых этот штемпель может быть наложен. Ни в одной свободной стране не было попыток подобному вмешательству. Только в России недавно решили устано­вить «легальные политические партии». [...]

[...] Принципы или программа партии являлась верой, облеченной, подобно церковной вере, санкцией правомерности и иноверия. Присо­единение к партии должно было быть полным, нельзя расходиться с партией ни в одном из пунктов ее символа веры, так же как нельзя при­нимать по выбору отдельные догматы религии. [...] «Соответствие» (conformity ) с кредо партии являлось единственным правилом полити­ческого поведения; подобно религиозной вере, оно распространяло должную милость на всех настоящих и будущих ее членов. Ни одно дей­ствие партии, ни одно преступление, совершенное ею, не могло ни раз­рушить или подорвать ее действительной благости, ни предать ее про­тивоположной партии: она управлялась теологическим принципом на­следственного достоинства или недостоинства.

Основываясь на этих взглядах, столь противоположных современ­ным понятиям, система партий с момента появления демократии не имела уже рационального оправдания в фактах. [...] Новые проблемы не могли разделять умы целых поколений и создавать на стороне каж­дой из борющихся партий такие же постоянные связи, как раньше. В то же время проблемы сделались бесконечно более многочисленными и разнородными: эмансипация индивидуума и дифференциация соци­альных условий более сложной цивилизации вызвали всюду, в идеях, интересах и стремлениях, разнообразие в единстве и своего рода бес­прерывное движение по сравнению с застоем былых времен. [...]

Приемы, которыми была введена система постоянных партий, на­столько же искусственная, как и иррациональная и устарелая в своем принципе, неизбежно должны были носить такой же характер. Так как проблемы, занимавшие общественное мнение, были многочисленны и разнообразны, было необходимо приспособлять проблемы к опреде­ленным группировкам людей, вместо того, чтобы группировать людей в соответствии с проблемами. Для этой цели противоречивые вопросы были подняты на уровень системы, собраны в универсальные програм­мы и наложены друг на друга; их тасовали, как карты, вынимая то те, то другие, и, в случае надобности, выкидывали те из них, которые вы­зывали непреодолимые расхождения во взглядах. [...]

Проникновение в партийную систему современных форм народного голосования и свободной ассоциации далеко не ослабило недостатков метода, а лишь их усилило. Прежде всего они замаскировали реакци­онные тенденции этой системы. Партийная система, облеченная в формы народного голосования и ассоциации, появилась в ослепитель­ном блеске демократических принципов. Во-вторых, распространение выборов и ассоциаций на внелегальные политические отношения по­требовало от граждан новых усилий: кроме многочисленных выборов, предписанных законом, которых было совершенно достаточно, чтобы сбить с толку граждан, появились выборы для намечения уполномочен­ных партии; кроме наблюдения за действиями конституционных пред­ставителей народа избиратели должны были еще обсуждать действия большого числа партийных представителей. Граждане не могли спра­виться с этой задачей, и слишком натянутая пружина выборного управ­ления еще больше ослабла, вновь и еще более убедительно доказывая, что значение выборного принципа ограничено. [...]

[...] Ассоциация, положенная в основу системы партий, не имела также определенных границ, она являлась как бы «интегральной» ас­социацией, похожей на ту, при посредстве которой некоторые социаль­ные реформаторы пытались и теперь еще пытаются организовать эко­номическуюжизнь с целью уничтожения нищеты. Я не буду здесь спо­рить о том, возможна ли универсальная ассоциация, в которую человек войдет со всей своей экономической индивидуальностью для того, чтобы осуществить цели своего материального существования; но в по­литической жизни, основанной на свободе, аналогичная ассоциация не сможет функционировать с пользой. Ассоциация с целью политических действий, которые являются комбинацией усилий, преследующих ма­териальную цель, предполагает всегда наличие добровольного и созна­тельного сотрудничества ее членов. [...]

Демократизированная лишь с виду, партийная система свела поли­тические отношения к чисто внешнему единообразию. Этот формализм дал возможность усилиться слабостям, присущим демократическому управлению, и уменьшил его силу.

Первым признаком демократического управления является участие в нем большой массы граждан. Однако большая масса, естественно, пассивна. [...] Общественное сознание должно быть деятельным, т.е. воинствующим: гражданин должен быть всегда на страже, со взглядом, устремленным на общественное дело, и готовым отдать ему без всякой заинтересованности свое время и свои усилия. [...]

Можно было бы даже сказать, что из всех недеспотических режимов демократический режим менее всего способен к пробуждению народ­ного сознания в условиях современной цивилизации. Последняя, все более и более усложняя жизнь, сделала частные интересы, заботы и развлечения как материального, так и нематериального порядка более многочисленными и напряженными. Точно так же и гражданин, кото­рый является прежде всего человеком, естественно побуждается своим эгоистическим инстинктом приносить в жертву поглощающим его за­ботам о своем собственном существовании и другим личным потреб­ностям интересы государства, которые представляются ему более от­даленными и менее необходимыми, если только вообще эти заботы не являются для него совершенно безразличными. [...]

К экономическим и социальным условиям, отвлекающим внимание гражданина от общественных дел и усыпляющим его бдительность, в демократиях присоединяется еще крайняя доверчивость, внушенная обладанием неограниченной власти. Будучи членом самодержавного народа, каждый гражданин, сознательно или бессознательно, относит к самому себе несокрушимую силу народа, которая делает излишними все заботы об общественном благе. Он воображает, что сможет всегда своевременно вмешаться, чтобы внести порядок в дела, если это пона­добится. [...]

В то время как условное понятие партии усыпляло гражданское со­знание, которое должно заботиться о государстве, оно овладело силой социального запугивания, которое является высшей силой демократии. Эта сила, заключающаяся в том, чтобы принуждать всех к выполнению своих обязанностей силой закона, так же как и силой общественного мнения, является регулирующей силой всего управления. Проявлять власть - это не что иное, как только запугивать, применять моральное принуждение для того, чтобы заставить себе повиноваться. Деспот при­меняет ее так же хорошо, как и республиканский министр: его матери­ального могущества было бы недостаточно, так как оно свелось бы к его мускульной силе. Сила запугивания, управляющая политическим обще­ством, является полной только тогда, когда она господствует над всеми его членами, над управляющими также, как и над управляемыми. [...]

Демократический режим и режим, при котором наилучшим образом может укорениться власть социального запугивания, являются, таким образом, эквивалентными понятиями. То, что условились рассматри­вать в качестве демократических принципов, в действительности явля­ется лишь применением в организации общественного порядка прин­ципа социального запугивания. [...]

Если говорят, что народ не способен к самоуправлению и что, сле­довательно, поэтому всеобщее избирательное право и парламентаризм являются абсурдом, то я готов согласиться с первым пунктом, но нахо­жу, что вывод, который из него делается, совершенно ошибочен: поли­тическая функция масс в демократии не заключается в том, чтобы ею управлять; они вероятно никогда не будут на это способны. Если даже облечь их всеми правами народной инициативы, непосредственного за­конодательства и непосредственного управления, фактически управ­лять будет всегда небольшое меньшинство, при демократии также, как при самодержавии. Естественным свойством всякой власти является концентрация, это как бы закон тяготения социального порядка. Не нужно, чтобы правящее меньшинство всегда находилось под угрозой. Функция масс в демократии заключается не в том, чтобы управлять, а в том, чтобы запугивать управителей. Действительным вопросом в данном случае является вопрос о том, способны ли они запугивать и в какой мере они на это способны. Что массы в большинстве современ­ных демократий способны серьезно запугивать управителей, это вне всякого сомнения. И именно благодаря этому мог быть осуществлен се­рьезный прогресс в обществе; плохо ли, хорошо ли, но управители вы­нуждены считаться с народными нуждами и стремлениями. Большим затруднением теперешнего политического положения является то, что еще малообразованные и недостаточно сознательные массы недоста­точно запугивают политиков. Таким образом, широко распространен­ное массовое образование и способность масс к высказыванию своего мнения имеют в политической жизни в меньшей степени непосредст­венное значение, - исключая, разумеется, их значения для более со­знательного выбора своих уполномоченных, - ив большей степени необходимы для лучшего запугивания тех, кто управляет от имени на­рода и спекулирует на недостатке его проницательности. Эти управи­тели будут вести себя иначе, если им придется иметь дело с более образованными избирателями; они их будут больше запугивать. Вот по­чему вдвойне важно в демократии поднимать интеллектуальный и мо­ральный уровень масс: вместе с ним автоматически поднимается мо­ральный уровень тех, которые призваны стоять выше масс.

То, что было сказано в отношении всеобщего голосования, не менее правильно также и в отношении других принципов современного госу­дарственного строя. Все политические свободы: свобода печати, право собраний, право ассоциаций и гарантии индивидуальной свободы, на которые опирается всеобщее голосование и которые рассматриваются как гарантии свободы, являются лишь формами или орудиями власти социального запугивания, защитой членов государства против злоупот­ребления силой. [...]

Однако эта власть социального запугивания была подорвана со всех сторон политическим формализмом, введенным партийной системой, и этот формализм мешает ей укорениться со всей силой. [...]

И когда власть социального запугивания сводится только к репрес­сии, к народному гневу, которого надо бояться, власть социального за­пугивания оказывается ослабленной не только, так сказать, количест­венно, но также и качественно, и с ней вместе уменьшается также мо­гущество демократического режима. И действительно, различные по­литические режимы отличаются друг от друга по характеру того страха, который внушает эта власть. [...]

[...] Из всех граждан демократии наиболее боязливыми являются те, которые обладают политической властью. Они зависят от первого встречного; их судьба находится в руках человека с улицы. Они стара­ются ему нравиться, унижаясь до него; но так как они совсем не знают его чувств, то из боязни просчитаться, они их расценивают возможно ниже и приспосабливаются к этому. Всякий, кто облечен частицей го­сударственной власти или тот, кто к ней стремится, этим самым уже лишается человеческого достоинства. Человеческое достоинство пони­мается лишь как верноподданическая покорность, которая падает ниц перед самодержавной толпой. [...]

Условное понятие партии лишь поддерживает и развивает такое по­ложение. Ритуальный культ, которым это условное понятие окружает «большинство», «партию», придает квазиконкретную форму тому не­определенному могуществу множества, которое потрясает воображе­ние индивидуума и овладевает его волей. Оно устанавливает внешний критерий его политического поведения. Он может быть застигнут на месте преступления первым встречным; все взоры устремлены на него, чтобы следить за тем, идет ли он в указанном направлении; ну как же ему не идти по указанному пути? Партийная жизнь, следовательно, представляет собой лишь длительную школу рабского подчинения. Все уроки, получаемые в ней гражданином, являются лишь уроками трусос­ти; она прежде всего учит гражданина, что для него нет спасения вне постоянной партии и подготовляет его ко всякого рода отречениям и смирению. [...]

[...] Разница между управлением, считающимся свободным, и управлением, которое таковым не является, заключается в характере движу­щей силы общественного мнения: в несвободных государствах общест­венное мнение прежде всего определяется предрассудками и чувства­ми, застывшими в традициях, в то время как при демократическом ре­жиме - если он действительно таков - оно определяется прежде всего разумом, который утверждается в дискуссиях. Но вот снова вы­ступает на сцену условное понятие партии, оно не позволяет дискусси­ровать. Не потому, что оно уничтожает материальную свободу дискус­сии, но потому, что оно ее заглушает, подавляя моральную свободу. [...]

VIII

[...] Равенство прав не может компенсировать естественного нера­венства умов и характеров. С другой стороны, авторитет руководителей не может воздействовать явно и непосредственно на людей, призван­ных к политическому равенству. Чтобы не сбиться с пути, демократия, следовательно, нуждается в вождях, но они могут явиться и выполнять свои функции лишь при условии, если в этом уравненном обществе су­ществует естественный отбор руководящей группы. Как создать более благоприятные условия для развития этого отборного элемента в об­щественной жизни? В этом заключается одна из основных проблем де­мократии. [...]

[...] Связанная с партией, постоянная организация из средства пре­вращается в цель, которой в конечном счете подчиняется все: принци­пы, личные убеждения, веления общественной и даже частной морали. Чем более совершенна организация, тем более она деморализует партию и принижает общественную жизнь. Но с другой стороны, чтобы поддержать себя, партии все более и более нуждаются в сильной орга­низации, которая одна может замаскировать пустоту той условности, на которую они опираются. Таким образом создается порочный круг. Как из него выйти? Не следует ли отказаться от организации партий? Ни в коем случае.

Возрастающая сложность социальной жизни сделала больше чем когда бы то ни было необходимым объединение индивидуальных уси­лий. Развитие политической жизни, призывая каждого гражданина к участию в управлении, заставляет его, для выполнения своего граждан­ского долга, входить в соглашение со своими согражданами. Одним словом, осуществление каждым своих собственных целей в обществе и в государстве предполагает кооперацию, которая невозможна без ор­ганизации. Группировки граждан во имя политических целей, которые называют партиями, необходимы везде, где граждане имеют право и обязаны выражать свои мнения и действовать; но нужно, чтобы партия перестала быть орудием тирании и коррупции. [...]

Не достаточно ли ясно теперь то разрешение, которого требует про­блема партий? Не состоит ли оно в том, чтобы отказаться от практики косных партий, постоянных партий, имеющих своей конечной целью власть, и в том, чтобы восстановить и сохранить истинный характер партий как группировок граждан, специально организованных в целях осуществления определенных политических требований? Такое разре­шение вопроса освободило бы партии от целей, имеющих лишь времен­ное и случайное политическое значение, и восстановило бы ту их функ­цию, которая является постоянным смыслом их существования. Пар­тия как универсальный предприниматель, занимающийся разрешением многих и разнообразных проблем, настоящих и будущих, уступила бы место специальным организациям, ограничивающимся какими-либо частными объектами. Она перестала бы являться амальгамой групп и индивидуумов, объединенных мнимым согласием, и превратилась бы в ассоциацию, однородность которой была бы обеспечена ее единой целью. Партия, держащая своих членов как бы в тисках, поскольку они в нее вошли, уступила бы место группировкам, которые бы свободно организовывались и реорганизовывались в зависимости от изменяющихся проблем жизни и вызываемых этим изменений в общественном мнении. Граждане, разойдясь по одному вопросу, шли бы вместе в дру­гом вопросе.

Изменение метода политического действия, которое произошло бы на этой основе, коренным образом обновило бы функционирование де­мократического управления. Применение нового метода началось бы с выявления первопричины коррупции и тирании, порождаемых нынеш­ним партийным режимом. Временный характер группировок не допус­тил бы больше содержания этих регулярных армий, с помощью которых завоевывают и эксплуатируют власть. [...]

XIII

[...] Ни в религиозной сфере, ни в обществе, ни в государстве един­ство больше невозможно с тех пор, как началась эра свободы, когда идеи и интересы стремятся укорениться во всем своем разнообразии. Различные социальные элементы не могут поддерживаться в единстве иначе, как путем тирании, будь то тирания, вооруженная мечом, или мо­ральная тирания, которая началась с теократии и продолжается в форме социальных условностей. [...]

[...] Всюду, хотя и в различной степени, партии, основанные на тра­диционной базе, потеряли способность выполнять двойную функцию, являющуюся смыслом их существования: объединять различные от­тенки общественного мнения, превращая их в единое тело с единой душой, и уравновешивая одни другими, обеспечивать регулярную игру политических сил. Вместо того чтобы обеспечить такие результаты, система приводит лишь к расстройству и параличу политических сил, если не к явной коррупции. [...]

[...] Ортодоксальная доктрина парламентского управления, предпо­лагающая наличие в палате «двух крупных партий», а при режиме анг­лийского типа также естественно однородного и солидарного минис­терства, коллективно ответственного перед палатой, отжила свое время. «Двух крупных партий» больше не существует; почти во всех парламентских странах палата состоит теперь из более или менее многочисленных меняющихся групп, которые не поддаются никакой постоянной классификации. Искаженный в своем принципе режим с фатальной логичностью вызывает все эти несчастья, которые сдела­лись самой сущностью парламентской жизни; будучи разделенной, па­лата может иметь лишь неустойчивое большинство и правительство, которое постоянно борется за свою жизнь; чтобы продержаться, ми­нистерство вынуждено лавировать, заключая соглашения направо и налево; нуждаясь в депутатах, оно принуждено их вербовать путем бес­конечных уступок, которые давали бы возможность представителям поддерживать их избирательную клиентуру; вмешательство депутатов и фаворитизм делаются правилом в администрации; непрочное поло­жение министров поощряет интриги и коалиции, направленные против них; так как настоящим объектом парламентских дебатов является по­ражение или поддержка министерства, то вопросы рассматриваются не по существу, но лишь в зависимости от требований момента; едва со­здающиеся коалиции разрушаются и влекут за собой частые министер­ские кризисы; появляясь в результате коалиций, министерства объеди­няют в себе разнородные и прямо противоположные элементы, соли­дарность которых сводится к желанию возможно дольше остаться вместе у власти, и, сколько бы ни происходило перемен, все остается в том же положении. [...]

Вместо того чтобы цепляться за подотчетные формы, не лучше ли откровенно признать новое положение и постараться приспособить парламентский режим к этому положению? Для этого нужно лишь рас­пространить на парламентскую жизнь принцип, который господствует над новыми социальными отношениями, каковым является принцип, заменивший союзом единство. Метод свободных союзов делается не­обходимым в палате так же, как и вне ее. Парламентские отношения не могут быть ничем иным, как отображением отношений, существующих вне парламентской залы. Так как парламент объединяет теперь пред­ставителей различных многочисленных стремлений, то его деятель­ность должна заключаться в сделках, решаемых большинством, состав которого может измениться от одного вопроса к другому, но которое в каждом отдельном случае правдиво отображает взгляды и чувства на­стоящего, единственного большинства, могущего создаться на почве данного вопроса. [...]

[...] Теперь, при многочисленности перекрещивающихся проблем, создание преемственности может проявиться лишь в пределах одной какой-либо большой проблемы или нескольких проблем, тесно связан­ных между собой естественным сродством. Не будет никакой несогла­сованности, если, например, большинство, создавшееся в палате на почве антиклерикальной политики, не проявит того же единодушия при установлении подоходного налога, и если большинство, которое могло бы объединить эта реформа, состояло бы как из сторонников, так и из противников антиклерикальной политики. И почему же этот вопрос должен был бы привести антиклерикальное большинство к изменению своего постоянного отношения к клерикальному вопросу? [...]

[...] Первая функция парламента, являющаяся смыслом его сущест­вования, заключается в контроле исполнительной власти; как может он ее выполнять, если министры скрыты от его взглядов? Так как область национальных интересов, доверенная законодательной и исполнитель­ной власти, является единой и нераздельной, то становится необходи­мым объединение этих двух властей; но как могут они объединиться, когда их разъединяют друг от друга?

Во всяком случае, если присутствие министров в палате и их прямое сотрудничество с доверенными нации является непременным условием хорошего функционирования представительного режима, нельзя до­пустить, чтобы министры являлись игрушкой в руках партий и их меня­ющегося большинства; нельзя допустить, чтобы палата хозяйничала в области исполнительной власти; чтобы ее тащили на буксире мини­стры, господствующие как над законодательством, так и над админи­страцией. [...] Присутствие министров в палатах и замена их коллектив­ной ответственности индивидуальной ответственностью... поставили бы все на свое место. [...]

Созданное таким образом новое положение министров в законода­тельном собрании изменит характер людей, исполняющих министер­ские функции и их отношение к выполнению своих обязанностей. Руко­водитель какого-либо министерства будет назначаться на свою долж­ность благодаря его специальной компетенции, а не благодаря его ка­чествам политического гладиатора или таланта искусного тактика, спо­собного вести министерский корабль через парламентские рифы. [...]

[...] Что же касается разработки законодательных мероприятий, то уничтожение системы кабинета, являющегося в некотором роде глав­ным предпринимателем законодательства, сделает необходимым раз­витие системы постоянных комиссий. [...] Нейтральный состав посто­янных комиссий предотвратит ту узурпацию власти, которой заставляет опасаться пример комитетов национального конвента во время фран­цузской революции; поскольку они не будут представлять господству­ющей партии, их решения будут иметь только значение консультации экспертов, хорошо информированных в данном вопросе. Публичность их деятельности рассеет всякую опасность и обеспечит их работе мак­симум эффективности: министры всегда смогут свободно присутство­вать на заседаниях комиссий и выступать на них. Возможность присут­ствия на заседаниях комиссий, но без прав голоса на них может быть предоставлена также и всем депутатам, которые таким образом будут иметь возможность более сознательно определять свои убеждения. [...]

Введение новых методов в парламенте нанесет последний удар по­литическому формализму, угнетающему демократию; свободный союз и индивидуальная ответственность установятся по всей линии полити­ческого строя.

Само собой разумеется, что для того, чтобы эта победа над полити­ческим формализмом стала реальной, она должна быть внедрена преж­де всего в сознание избирателей. Больше не будет существовать такой легальной власти, которая могла бы издавать и заставлять выполнять декреты, продиктованные этим формализмом: 1) постоянные партии будут окончательно распущены; 2) борьба за власть будет безусловно запрещена партиям; 3) избиратели докажут свою гражданскую созна­тельность. Чтобы эти предположения сделались осуществимыми, не­обходимо изменить умонастроение избирателей, нужно с корнем вы­рвать у них условные понятия, предрассудки, которые овладели их ра­зумом и заставляют их думать, что гражданин, слепо следующий за своей партией, является «патриотом» и что проституирование власти в пользу партии является благим делом. [...]

Пробудить в гражданах разум и совесть и развить в них чувство ин­дивидуальной ответственности еще недостаточно для того, чтобы обес­печить свободное и непосредственное действие, без которого демокра­тия останется поверхностной. Само собой разумеется, что внутренняя свобода не может укрепиться в публичной жизни без внешней свободы, что государство одинаково нуждается в свободных установлениях и в правах, соответствующих этим установлениям. Эта формула, которая уже однажды была дана Тацитом в его знаменитом изречении: quid leges sine morions ? (что значат законы без нравов?), не совсем полна, так как кроме установлении и нравов, кроме легальных средств для осущест­вления цели политического общества и одушевляющего его разума су­ществует еще третий фактор, помощь которого не менее необходима и который не был достаточно оценен: методы, необходимые для того, чтобы заставить средства служить цели, - политические методы. Они также должны соответствовать установлениям и нравам; если этого не будет, то они исказят их, как плохо управляемый механизм, и парали­зуют и затруднят волю и лучшие намерения тех, кто ими пользуется. От эффективности политических методов режима зависит, следовательно, в конечном счете успех самого режима, и с этой точки зрения можно сказать, что в управлении все сводится к вопросу о методах. [...]

ПОСЛЕСЛОВИЕ

[...] Мне возражали, что зло партийного режима не является един­ственным; существуют-де еще другие болезни, свойственные демокра­тии. Да, конечно. Но разве это возражение? Если кто-либо страдает туберкулезом или подагрой, разве это основание для того, чтобы не об­ращать серьезного внимания на болезнь глаз, которая угрожает слепо­той? Я иду даже дальше: не только режим партии не является единст­венным злом демократии, но некоторые из его печальных последствий встречаются также и там, где система жестких партий не превалирует. Так, например, проституирование общего интереса в пользу частных интересов, фаворитизм, регулярное использование администрации для обслуживания избирательных интересов депутатов, на что так жалуют­ся во Франции, развились в гораздо более мягких формах партийного режима, чем кокус. Но разве из-за этого проблема партийного режима при демократии уничтожается или теряет в своем значении?

Другие критики действительно думают, что эта проблема лишена значения и что не режим партии и кокус угрожают демократии, но что ее врагом является капитализм - то, чего будто бы я не замечаю. Эта критика, мне кажется, происходит от исключительно упрощенной, од­нако очень широко распространенной в настоящее время концепции, находящей причину всех зол в капитализме, подобно тому, как раньше при всяком удобном случае говорили: «В этом виноват Вольтер». Я по­рицаю больше, чем кто-либо, хищничество капитализма, у меня столь­ко презрения к плутократии, как ни у кого другого, но я не дал себя за­гипнотизировать словом «капитализм» и я не думаю, что достаточно не­навидеть его или даже стрелять в него. Я смотрю вокруг него, чтобы видеть, где он черпает свою силу, на что он опирается, и я вынужден констатировать, что ему благоприятствует между прочим и нынешний политический порядок, что для того, чтобы достичь своих целей, он пользуется современными политическими методами, и я говорю тем, кто горит таким сильным негодованием против капитализма: смотрите не забудьте о том, что экономическая жизнь течет по политическому руслу и что, если последнее осквернено, то оно заражает собой все, что через него проходит.

Осуждение партийного режима, которое является центральным пунктом моей книги, слишком шокировало общепринятое мнение, чтобы не вызвать критики и протестов. Одни, рассматривая партийную систему почти как явление естественного порядка, или как явление, за­висящее как бы от провидения, или как политическую комбинацию, ко­торая именно и создает собой превосходство и величие парламентариз­ма, довольствовались тем, что констатировали слепоту или несозна­тельность автора. Другие, не отрицая зла партийной системы, покорно принимали ее как неизбежное зло, против которого они не знают ника­ких средств. Указанное мною разрешение вопроса кажется им сомни­тельным или трудным, если не невозможным для осуществления. [...]

Крик возмущения против партийного правоверия, против тирании нынешней системы раздается все громче и громче. Крупные политичес­кие реформы, которых требуют с разных сторон, как, например, про­порциональное представительство, референдум, народная инициати­ва - все они, если и не направлены непосредственно на свержение пар­тийного ига, то в той или иной мере отвечают этой задаче... Все эти ре­формы идут в том же направлении, куда ведут и предложенные мною решения: к распаду постоянных партий, к свободным группировкам в парламенте и вне его и к опросу нации по определенным проблемам. [... ]

[...] Свободные большинства в парламенте с составом, изменяю­щимся в зависимости от вопросов и казавшиеся, когда я развивал их идею, если не утопичными, то хаотичными, уже существуют в хорошо организованном парламентаризме Бельгии и ведут к тому, что создает­ся «новая концепция управления». [...] В последнее время можно было также наблюдать развитие применения и усиление роли лиг, посвящен­ных защите каких-либо частных задач в ущерб постоянным партийным организациям.

Вытеснят ли эти лиги постоянные партии - изменение, которое я рассматриваю в качестве жизненного для демократии, - этот вопрос не является в настоящий момент самым важным. Это изменение смо­жет произойти лишь после довольно долгой эволюции, так как оно обя­зательно предполагает демократию, в которой политическое образова­ние будет стоять выше, чем сейчас. [...] Демократическое управление, задыхающееся при партийном режиме, требует более гибкого, более эластичного способа действий. Концепция лиг, внушаемая самим политическим опытом, дает наиболее ясное, наиболее законченное выра­жение этой практической необходимости. [...]

Печатается по: Политология: хрестоматия / Сост. проф. М.А. Василик, доц.М.С. Вершинин. - М.: Гардарики, 2000. 843 с. (Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается начало текста на следующей странице печатного оригинала данного издания)

] Автор: Моисей Яковлевич Острогорский. Ответственный редактор, автор вступительной статьи и комментариев А.Н. Медушевский. Художественное оформление: А.К. Сорокин.
(Москва: Издательство «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. - Серия «История политической мысли»)
Скан, OCR, обработка, формат Pdf: ???, 2016

• ОГЛАВЛЕНИЕ:
  А.Н. Медушевский. Проблемы современной демократии (5).
  От автора (43).
  КНИГА ПЕРВАЯ
  Глава I. Полное единство (45).
  Глава II. Разложение старого общества (50).
  Глава III. Попытки контрреволюции (60).
  Глава IV. Окончательное торжество нового порядка (64).
  КНИГА ВТОРАЯ
  Глава I. Происхождение политических ассоциаций (78).
  Глава II. Начало партийных организаций (81).
  Глава III. Возникновение Кокуса (91).
  Глава IV Развитие Кокуса (99).
  Глава V. Кокус у власти (107).
  Глава VI. Кокус у власти (окончание) (113).
  Глава VII. Организация консерваторов (122).
  Глава VIII. Организация консерваторов (окончание) (132).
  Глава IX. Кризис 1886 года (137).
  Глава X. Упадок партий (144).
  КНИГА ТРЕТЬЯ
  Глава I. Механизм Кокуса (168).
  Глава II. Деятельность Кокуса (181).
  Глава III. Деятельность Кокуса (окончание) (197).
  Глава IV. Кандидаты и избирательная кампания (203).
  Глава V. Центральные организации (230).
  Глава VI. Вспомогательные организации (242).
  Глава VII. Рабочие и социалистические организации (253).
  Глава VIII. Выводы (262).
  КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
  Глава I. Первые партийные организации в Соединенных штатах (297).
  Глава II. Возникновение системы конвентов (305).
  Глава III Эволюция системы конвентов (319).
  Глава IV. Эволюция системы конвентов (продолжение) (328).
  Глава V. Эволюция системы конвентов (окончание) (340).
  КНИГА ПЯТАЯ
  Глава I. Местные организации (361).
  Глава II. Конвенты (368).
  Глава III. Национальный конвент (377).
  Глава IV. Избирательная кампания (393).
  Глава V. Избирательная кампания (окончание) (413).
  Глава VI Политика и машина (428).
  Глава VII. Политика и машина [окончание) (442).
  Глава VIII Внеконституционное правительство в законодательном собрании (460).
  Глава IX. Борьба за эмансипацию (466).
  Глава X. Борьба за эмансипацию (окончание) (482).
  Глава XI. Выводы (506).
  КНИГА ШЕСТАЯ
  Заключение (540).
  Послесловие (618).
  Комментарии (629).

Аннотация издательства: Классический труд Острогорского впервые раскрыл механизм власти и управления в современном обществе, показав противоречие принципов демократии и реального функционирования политических партий. Быстрый переход от традиционного общества к демократии, превративший массы в реальный фактор политического процесса, создал возможность нового авторитаризма - демократического цезаризма, использующего демократические формы для утверждения антиправового режима, обоснования власти меньшинства партийной олигархии над большинством. Острогорский первым установил связь таких параметров современного развития как переход к массовому обществу и возможность манипуляции волей избирателей, взаимоотношение масс и политических партий, бюрократизация и формализация самих этих партий в условиях жесткой конкуренции в ходе борьбы за власть. Все эти тенденции эволюции партий выражаются в возникновении Кокуса - особой политической машины, позволяющей лидерам сосредоточить власть над партийными структурами. Пророчески указывая на чрезвычайную опасность этих негативных тенденций современной демократии, Острогорский в то же время наметил пути их преодоления.
Книга Острогорского принадлежит к классике политической науки, она заложила основы современной политической социологии и оказала существенное влияние на мировую политическую мысль XX в.